KILINSON

Бродский пишет, что человеку стоит «выработать собственные ценности, а не руководствоваться тем, что ему навязывают, сколь бы привлекательными они ему ни представлялись. В первую очередь каждый должен знать, что он собой представляет в чисто человеческих категориях, а потом уже в национальных, политических, религиозных». В общем-то позиция его ясна; она дискуссионна и проблематична. Не стоит погружаться в детали возникновения и приобретения этих ценностей, так как иначе его положение обернется в противоположное, гласящее, что человек полноценно почувствует себя человеком лишь слившись с ценностями его общности, а вот о сущности самой жизни как ценности, было бы интересно от него услышать.

Принято считать, что жизнь является высшей ценностью человека. С этим трудно поспорить. Впрочем, некоторые напоминают, что жизнь может быть и скотской, и преступной, и нежеланной, и тогда, она может и не быть главной ценностью для человека, ее получившего. Жизнь может оказаться и страданием, причина которого кроется в сущности человеческого желания вообще, соответственно, в жажде жизни. Будда, желая погасить волю к жизни предлагал приводить душу в состояние нирваны – по ту сторону счастья и страдания – по ту сторону сознания. Но нам ли возвращаться к инстинктам? Сомнительно. Культ такте может стать высшей ценностью жизни и даже потребовать её жертвы во имя какой-нибудь цели (хорошо, если она благородная, но бывает и иначе, а бывает, что кажется благородной, а на деле – «благими намерениями вымощена дорога в ад»). Есть и другая позиция, сторонники которой утверждают, что свобода духа выше самой жизни. Из перечисленных она наиболее человечна, так как рассматривает жизнь в ее духовной сущности – в своей принадлежности человеку (Достоевский по этому поводу в «Бесах» писал: «Если хочешь победить весь мир, победи себя»). Чаще эта нравственная установка раскрывается в особо значимых для личности и народа ситуациях, к примеру, в войнах, когда пересмотру подвергаются многие внутренние убеждения. «Поскольку жизнь любого человека от природы конечна, а потому все равно кончается его смертью, более или менее внезапной, постольку на войне эта естественная необходимость конца всего конечного возвышается до дела нравственной свободы духа. Тот человек, который встал на эту ступень духовной свободы, постигает суетность всех преходящих человеческих благ, к числу которых принадлежит и сама человеческая жизнь. Ее лишь мнят и высокопарно провозглашают высшей ценностью, ибо в действительности свобода духа гораздо выше жизни человеческого тела, а также неразрывно связанной с ним души» (Муравьев). Очевидно, что господствующий ныне индивидуализм, не принимает такой установки; нацеленный исключительно на индивидуальное счастье, наслаждение, материальное удовлетворение, он хватается за личную жизнь как за высшее достояние Вселенной. Очевидно, что в таком ценностном мире жизнь других людей обесценивается (окружающие становятся средством); к чему это приводит – объяснять излишне.