KILINSON

«Как безумец полагает, что он Бог, мы полагаем, что мы смертные». С этого оригинального смыслового постулата, выведенного в эпиграф произведения, начинается набоковский роман «Приглашение на казнь». Тема иллюзорности чувственно ощущаемого мира, завершающегося переходом в реальность мира действительного, есть надежда и константа произведения. Набоковский труд представляет собой экзистенциальную метафору, сюрреалистическое воспроизведение действительности. Субъективно происходящее воспринимается как тяжелый сон. В размытом фокусе сюжета проглядывается изображение человечества, утратившего духовные начала до такой степени, что оно уже не в состоянии оценить уровень развития своего духа и от этого видит себя вполне благополучным, ведь «если уродство отражается в непонятном и уродливом зеркале, то получается замечательно; нет на нет дает да, все восстанавливается» – так моральные уроды всегда видят уродское хорошим.

В сообществе героев романа лишь Цинциннат отличается иным взглядом, за что ему и определяется смертный приговор. Возможно, это аллегория самой жизни, ведь рождение человека неизбежно заканчивается смертью. Тогда смысл «Приглашения на казнь» – это возвращение Цинцинната из жизни домой, а в контексте романе – из бутафорной тюрьмы и «достойного» общества к своей божественно-нравственной сущности.

Роман ассоциируется с «Замком» Кафки. Оба героя оказываются в таком мире, в котором люди не совсем живые, прежде всего из-за пустоты их душ, замкнутых в гордыне, пороке и предательстве. В «Замке» это всё сопровождает некую «администрацию», ближе к которой и пытаются оказаться убогие герои. В набоковском романе пошлость и разврат, возведенные в смысловые ориентиры утопического общества, царят повсюду и уже не могут не манить опустошенные души. Такое обывательское общество и судит Цинцинната за то, что он не такой, как все, свободен от мещанских, собственнических, гедонистических наслаждений.

Общение с главным героем происходит в тюремной камере, где он удерживается до исполнения смертного приговора. Впрочем, назвать это общением в гуманном смысле некорректно, ибо все происходит в издевательском тоне. Так, последние дни Цинцинната осветляются надеждой избежать казни; он слышит звуки из-под пола, в подкопе он видит спасение через побег. Однако подкоп оказывается розыгрышем: эта насмешка – дело рук директора тюрьмы и арестанта из соседней камеры – Пьера. И Пьер оказывается вовсе не арестантом, а тем, кто должен исполнить смертный приговор, – его палачом. Представленный Цинциннату и выдающий себя за его друга, он на самом деле воплощает некую «гуманную» идею «сотрудничества палача и жертвы» до исполнения казни.

Палач Пьер и есть олицетворение обывательского мирка, в котором нет места Цинциннату. Его достоинства – рыхлая фигура, мягкие ладошки, повторяемые глупые анекдоты, вежливая политкорректность, доходящая до сюсюканья, и, конечно, чувство собственной значимости. Пьер поет дифирамбы вкусной еде, наслаждениям плотской любви с друзьями и всему прочему, составляющему узкий круг интересов его и остальных граждан утопического сообщества.

Под стать ему возлюбленная и жена Цинцинната Марфинька, способная только на блуд и сиюминутные прихоти. Кроме плотских наслаждений – секса, еды и сна, ее, в принципе, ничего не интересует. Марфинька без зазрения совести свидетельствует против мужа, при этом ничуть не считая себя предателем: такие нравственные категории ей недоступны. Цинциннат понимает, что в сущности представляет собой Марфинька, но все же испытывает к ней чувство привязанности. «Да, снова, как привидение, я возвращаюсь к твоим первым изменам и, воя, гремя цепями, плыву сквозь них. Поцелуи, которые я подглядел, возгласы, которые послушал», – погружаясь в факты сознания, вспоминает Цинциннат. На последнем свидании она проявляет к нему доброту так, как она ее понимает: предлагает мужу то же, что предложила и тюремщикам, пропустившим ее к Цинциннату.

Не менее интересна, а может, и наиболее показательна в смысле необратимости пагубной ситуации роль девочки Эммочки, в которой
Цинциннат поначалу увидел невинную душу, способную на сострадание. Эммочка по-детски искренне, как казалось Цинциннату, хотела ему помочь: рисунками передавала ему некоторые знаки, которые он расшифровывал как способ побега из тюрьмы. Действительно, когда Цинциннат пробирался через тоннель из камеры Пьера в свою камеру, нащупав ответвление из этой человечьей норы, он оказался на воле – у обрыва горы, на которой располагалась тюрьма. Там его встретила Эммочка, которая молча повела его тропинками и привела... в дом своего отца – директора тюрьмы, чем вызвала удивление и смех отца и охранников и спокойное пожелание Цинциннату вернуться обратно в камеру. Сама же девочка тут же забыла о своем друге-арестанте. Так, давая надежду, Эммочка делала это лишь ради собственного удовольствия от наблюдения переживаний арестанта, осужденного на смертную казнь.

Лишь при встрече Цинцинната с матерью на мгновение он испытал нечто настоящее, несомненное. Роль матери в романе особая: при последнем разговоре она сообщает, что сама не знает, кто был его отцом. В ходе диалога звучит предположение, что он был «загулявшим ремесленником, плотником» (кстати, это вскользь и не всерьез брошенное слово «плотник» отсылает читателя к библейскому Иосифу). Однако и в этом случае чувство доверия оказалось иллюзией: как рассказала Марфинька Цинциннату о встрече с его матерью, женщина приходила к ней и умоляла, чтобы ей написали документ, что она никогда не бывала у них и с сыном не виделась.

Если попытаться охарактеризовать социальное пространство главного героя, то можно сказать, что Цинциннат окружен убогими призраками, а не людьми. Это все «мёртвые души», питающие к нему враждебные чувства. Толпа у Набокова способна лишь на свальный грех, на пошлость. В художественном мире «Приглашения на казнь» только позицию Цинцинната можно определить как нравственную. Жизненная история Цинцинната – замкнутый круг, выйти из которого главному герою можно только через плаху, что он и сделал, высвободившись из-под власти призраков и марионеток.

Часы в тюрьме шли вне какой-либо закономерности, и оказывается, что каждые полчаса стрелки попросту подрисовывались служителями. Всё говорит о тотальной бутафории этого ложного мира. Шатающиеся по городу собаки выражают обезличенность, стадность существ этого мира. Незадолго до ухода Цинцинната окружающая реальность начинает давать сбои, обнажается ее истинная, декоративная сущность. После отсечения головы Цинциннат встает, и ложный мир вокруг него рушится, уступая место подлинной действительности. Это вызывает ужас у существ ложного мира, так как для них это нарушение естественного порядка и конец их реальности.

Стоит упомянуть, что в той земной убогой жизни лишь романтические Тамарины Сады, в которых играл Цинциннат в детстве, напоминали ему о светлом образе жизни человечества, они вызывали в нем тоску об идеале, смутное воспоминание о духовной родине героя. В этой метафоре можно заметить аллюзию на сад Эдема – на безгрешное существование, по-детски беззаботное и невинное, которое сквозит в снах, словно парк Царицыно, или Лосиный Остров, или другие места, с которыми человек соприкасался во времени до того возраста, как стал оценивать мир логически, рационально.