KILINSON

Тем, кто связан с властью, находится ли он в рядах государственного служения или профессионального администрирования, «Замок» Кафки полезен как образец того, как быть не должно. Этот роман, как и почти все произведения Франца Кафки, остался незаконченным. Желая того или нет, писатель создал ситуацию множества интерпретаций «Замка». Здесь и стремление главного героя к Богу, и одиночество, отчужденность думающего человека, и мир социального абсурда. Искать конкретную идею – значит выстраивать еще одну художественную линию романа. В «Замке» важен не финальный смысловой аккорд, а сам процесс – разворачивающаяся картина мира, реминисценция которого неприятно перекликается с привычной нам жизненной реальностью. Ошибиться в этом невозможно: Кафка восхитительно, иногда до отвращения, описал пороки современного общества, не-обходимо сталкивающегося с чиновничьей бюрократией. В «Замке» этот болезненный нарост патологически одолевает тело общества, склоняет его к извращенным моральным и нравственным установкам, побуждает действовать скверным образом; по сути – губит в человеке человеческое. Даже светлые чувства любви в таком обществе профанируются и приобретают изуродованные формы.

Эпизодом в романе описывается случай, произошедший с одной из героинь – девушкой Амалией. Накануне деревенского праздника ее родители и сестра предвещают ей начало настоящей любви. Мол, встретишь ты, а значит, и наша семья, человека, любовь которого изменит нашу жизнь к лучшему. Так и происходит: образ расцветающей Амалии повергает в смятение главного участника праздника – чиновника по имени Сортини. Душевное волнение испытывает и сама Амалия – до того момента, когда в ожидании новой встречи вечером того же дня посыльный приносит ей записку от чиновника с прямым указанием явиться к Сортини на короткое время: «…и чтобы ты немедленно явилась, не то…» Таким невежественным способом властвующий административный служащий выразил свою «симпатию» юной девушке.

Кафка показывает, что любовь между людьми из разных социальных слоев общества, раздробленного на представителей власти и простое население, впрочем, как и любая доверительная связь между ними, недопустима. Для Сортини неожиданно возникшие чувства к понравившейся девушке – профессионально-личная проблема. Эти чувства в господствующей морали описываемого общества не могут разрастись во что-то большее; не мудрствуя лукаво, он разрешает проблему внезапно вспыхнувших чувств склонением девушки к рабскому повиновению, принуждая ее к связи зависимо-подчиненного характера. Амалия не принимает такого «внимания», бросает в лицо посыльному разорванную в клочья записку. Этим она отказывается от предлагаемой унизительной формы ухаживания, от подарков и возможностей «перспективной» жизни. Такое ее поведение в гипертрофированном обществе «Замка», где власть и ее представители обожествляются и где быть любовницей начальствующего – значит иметь высокий статус и уважение, не находит сочувствия; наоборот, Амалия становится всем ненавистной.

Главному герою – землемеру К. – очевидно, что «такое письмо возмутило бы любую девушку, даже самую хладнокровную, но потом, быть может, другую, не похожую на Амалию, одолел бы страх из-за гневного, угрожающего тона письма… И то, что не удалось в этом случае, потому что было высказано слишком ясно и отчетливо и нашло у Амалии решительный отпор, в тысяче других случаев, при других, менее благоприятных обстоятельствах могло бы вполне удаться, причем незаметно для всех, даже для пострадавшей». Эксцентричная история с Амалией оказывается лейтмотивом сакральной ненависти порочного общества не только к самой девушке и ее семье, но и ко всем этическим ценностям, признание которых может нарушить укоренившийся порядок. Кафку беспокоит не столько возможность злоупотребления властью и даже не огорчение от того, что большинство женщин не устоит перед соблазном занять более высокое место, пусть и в этом, примитивно организованном, обществе. Его пугает другое: готовность всех, кроме Амалии, принять такое предложение и даже стремиться к нему. «Трепет перед администрацией у вас тут врожденный, а всю вашу жизнь вам его внушают всеми способами со всех сторон, и вы этому еще сами способствуете, как только можете», – описывает К. деревенское общество.

Несмотря на мрачную атмосферу всей книги, Кафка находит в ней место для выражения женской любви, пусть и проявленной в контексте своеобразной сюжетной линии. «Радость эта была тихой и, уж конечно, ничуть не омрачена ревностью. Именно благодаря такому полному отсутствию ревности, а потому и всякого напряжения К. почувствовал удовольствие; приятно было смотреть в эти голубые глаза, не влекущие, не властные, а полные робкого спокойствия, робкой настойчивости». Однако даже любовь не в силах изменить существующий между Замком и Деревней миропорядок. «Все передо мной притворялись», – заключает главный герой.

На протяжении романа он пытался попасть в среду высшей административной касты, метафорично представленной в романе загадочным и недоступным Замком. В итоге незаметно для себя герой начинает жить по установленным Замком правилам. Это уже не тот человек, который уверенно отрицал ложь и порочность системы в первые дни своего появления в Деревне. Землемер проигрывает / уступает системе и становится таким, как все. Он осознает, что распоряжение от Замка можно получить даже в отношении собственных чувств . Об этом с издевкой говорится в поступившем ему предложении прекратить связь с невестой и уступить ее одному из чиновников. За это, впрочем, уже свершившееся не по его воле решение, один из клерков по поручению Замка предлагает К. продвижение по службе: «Я уж и так сделаю для вас больше, если скажу, что при случае для вашей карьеры в дальнейшем будет весьма полезно, если вы оправдаете доверие в этом небольшом дельце».

В воспоминаниях о Кафке его друг сообщал об обозначенном писателем, может в шутку, а может и всерьез, варианте окончания сюжетной линии романа. В нем землемер получал прописку на возможность проживания в Деревне, то есть путь в Замок оказывался для него навсегда закрыт и он становился одним из жителей подвластной Деревни. Этот гипотетический финал вполне укладывается в канву романа.
Таким образом, история «Замка» – это экспонирование границы между властью и населением. Бюрократия обеспечивает ее незыблемость, не допуская какого-либо перехода ни с одной, ни с другой стороны. Так Кафка видел дух западного времени – его мироустройства, основанного на вежливой лжи во имя отчуждения труда в интересах крупного капитала.

Российской ментальности кафкианский взгляд на бюрократию капиталистической системы отчасти чужд. Мы либо еще не прошли, либо обошли стороной институты гигантских корпораций, в которых подобное возможно. Да и по мировоззрению нам ближе соборность духа; объединение не исключительно во имя производных ценностей, пусть и с привлекательными перспективами, но во имя более высоких целей, непременно связанных с абсолютным. Однако бюрократия находит свое место во всех сферах общественно-политической жизни. Институты государственной власти – не исключение.

Нам знакомы действия такой бюрократии. На местах они эффективно ограничивают реальную коммуникацию с народом. Любой созидательный процесс, возникающий между властью и наиболее культурными элементами общества, лишь только он становится опасен целостности бюрократии, рубится на корню, замыливается волокитой. Причина здесь очевидна: текучие воды общественных инициатив не по душе устоявшемуся порядку некоторых, боящихся открытого диалога, чиновников. Такое положение дел препятствует развитию народа в нацию, в которой органически переплетаются интересы всех во имя солидарно существующей общественно-государственной (совокупной) личности.

Бюрократия – неизбежный в реальности политический процесс. Если он ограничивается охранительной функцией политической системы, от него вреда не будет. Но, когда бюрократия проникает во все сферы общественной жизни, в личную, интимную жизнь, тогда поступаются своей честью, обожествляют власть, заглядывают в рот ее представителям; происходит то, что описывается в «Замке». В этом смысле роман Кафки есть образец того, как быть не должно, он как призыв к открытости власти, к ее готовности быть на передовой интересов народа. К этому стремится наш главный руководитель, словом и делом напоминая, что «отзывчивость, открытость должны стать нормой жизни для представителей всех уровней власти». К сожалению, не всегда его призывы находят соответствующий отклик на различных этажах нашего политического здания. Вместе с тем, очевидно, что власть, искренне стремящаяся к отеческим интересам, – единственный путь к самосознанию и патриотической самодеятельности народа, приводящий к сильному государству.