KILINSON

Петербургский философ Андрей Муравьев о том, почему начинаются войны и когда они заканчиваются

Оригинал интервью можно читать здесь.

Война — неизбежность настоящего, и данность прошлого, так как человечество вынуждено пробиваться через противоречия таким неразумным способом, считает профессор кафедры истории философии Института философии СПбГУ Андрей Муравьев. Одна из его специализаций — классическая немецкая философия. Он считает, что сейчас вне и внутри России идет борьба за сохранение ‎русского мира, за него и приходится воевать, чтобы он пришел на смену ‎предшествующему ему в ходе истории германскому миру.

– Гераклит считал войну вечной. Кант, напротив, считал ее пережитком «естественного состояния», которое рано или поздно должно исчезнуть и уступить место «вечному миру» — в результате договора или истребительной войны на гигантском кладбище. Войны неизбежны?

– Вовсе нет, ибо так считают только фаталисты, а я отнюдь не фаталист. Конечно, если взглянуть в прошлое, то мы видим пока нескончаемую череду войн, но говорить о будущем, как о чем-то уже свершившемся, мы не можем. В этом смысле, с моей точки зрения, войны неизбежны не сами по себе, а, по крайней мере, до какого-то пока еще довольно далекого этапа в будущем человечества.

– Всеобщий договор — создание Лиги наций, ООН — не помогает. Остается вариант с «кладбищем истребительной войны»?

– Опять-таки ничего не предопределено. Именно потому, что люди — не куклы, в которые играет бог, и не функции какого-то довлеющего, господствующего над ними исторического прогресса. В меру возможности они всегда свободны. Даже если наш верховный главнокомандующий (Владимир Путин) говорит, что он ‎был вынужден начать войну, что к этому его принудили обстоятельства, то он все же сам решился ее начать, поскольку понял, что не начать ее нельзя, ибо в противном случае будет только хуже. Еще в декабре 2021 года он не знал, как решить проблему Донбасса, но к февралю 2022 года объективный ход событий надоумил его, и он свободно принял это трудное, но необходимое и даже неизбежное, а потому правильное решение.

Заметьте, что Гитлер и выдающийся пропагандист его эпохи Геббельс взяли на себя ответственность за свое неправильное решение и сами себя казнили — не стали ждать Нюрнбергского процесса, проявили свою волю, ибо она — свободна по определению. Остальные, менее ответственные за свои дела немцы предпочли переложить ответственность на Гитлера и Геббельса: «Мы только выполняли их приказы!».

– Можно ли сравнивать нынешние события с прошлым — накануне Второй мировой войны, вторжением СССР в Финляндию, в Афганистан, с Крымской войной. История повторяется?

– История повторяется только в кошмаре дурного сна, ибо в действительности она как протекающая во времени есть всегда иная и, стало быть, одно историческое событие не может не отличаться от других по своим предпосылкам и результатам. Любые аналогии — это лишь убедительные для широкой публики орудия пропаганды определенной точки зрения на исторические события, отчего прибегание к аналогиям всегда в ходу с обеих сторон баррикад. Наш ум привык к рассудочному принципу приравнивания различных событий друг к другу по заранее готовому шаблону.

– И что это за шаблон?

– Если дать философское определение этому принципу мышления, то абстрактный рассудок всегда оперирует с фактами по своей простейшей формуле «‎или-или». Тем самым он ставит перед сознанием ложные по сути дилеммы, обрекая человека на выбор: «или свобода или несвобода»; «или добро или зло»; «или ты за красных или ты за белых» и тому подобные. Он действует так, поскольку не знает иной, собственно разумной, возвышающейся над схваткой позиции, которую можно выразить в формуле «не за, но и не против», поскольку в действительности происходящее всегда гораздо сложнее и просто не может быть понято с помощью навязываемых рассудком абстрактных противоположностей.

Под влиянием такой исключительно рассудочной культуры мышления современное общество, расколотое на партии, ищет и находит свои противоречащие одна другой аналогии между различными историческими событиями, выстраивая их в якобы тождественные ряды.

– Что вы имеете в виду под действительно разумным?

– Действительная разумность есть полное развитие того конкретного тождества субъекта и объекта, мышления и бытия, сознания и предмета, которое в виде их противоположности потенциально содержится в наших чувствах и рассудке. Другого средства, как образование, причем классическое философское образование, для достижения полной разумности человеческого духа быть не может.

Философское образование — единственный способ полного, сознательного и, главное, добровольного вразумления человека, а не стихийного, насильственного вразумления людей в ходе природных или социальных катаклизмов, к числу которых относятся войны и революции.

Война заканчивается не из-за сознательности сторон, а потому, как правило (из которого, конечно, есть исключения, это правило только подтверждающие), что одна из сторон побеждает. Затем война вновь повторяется, но всякий раз она кончается определенным, то есть победным, результатом.

В этом есть какой-то намек на мирное будущее человечества, но только — намек, а отнюдь не гарантия его, поскольку арбитра между воюющими государствами нет, поскольку, пока нет мирового правительства, умеющего ненасильственно разрешать конфликты, те государства, которые претендуют на мировую гегемонию, напротив, как раз провоцируют войны.

– В чем состоит этот намек?

– Он состоит в том, что победу в исторической схватке одерживает тот народ, за которым стоит будущее мира, а тот, который представляет его прошлое, терпит поражение.

– Люди, которые развязывают войны, они и есть личности, определяющие историю?

– Нет, не личности определяют и делают историю — наоборот, это она, история, ее объективный ход делает их историческими личностями. Их заслуга состоит только в том, что они решаются на то, на что нужно решиться, на что нельзя не решиться. Не важно, чего они хотят как субъекты, важно лишь то, что они делают объективно необходимое историческое дело. Поэтому они обладают характером (то есть определенностью воли) и не отказываются от ответственности за свои действия. Это и делает их настоящими историческими деятелями. Решиться на такое: обречь свой народ на беду, на кровавую бойню, — для этого нужно обладать характером, мощной волей. Отчего и неправильно считать их решения патологическими, больными, как делают это журналисты с Гитлером, с его противником Сталиным, с испанскими республиканцами, которые пролили не меньше крови, чем их противник Франко.

Пока исторический процесс идет так, как идет, в их деятельности есть как случайное, неразумное, так и необходимое и, стало быть, разумное историческое содержание. Из-за его не вполне разумной разумности исторические народы и вынуждены переживать роковые моменты мировой истории как взлеты своих народных духов.

– Даже если бы не было Гитлера, все равно началась Вторая мировая война? Или фигуру Гитлера стоит рассматривать как результат эпохи и поражения Германии в Первой мировой?

– Само собой, история поставила бы вместо него кого-то другого, ибо ее необходимое дело Первая мировая война не сделала. К тому же покорить русских хотел не только Гитлер. Англичане и американцы тоже отчаянно старались в этом направлении, подталкивали Гитлера к войне, надеясь силами немцев победить СССР, как сейчас они стараются если не победить, то хотя бы ослабить Россию силами украинцев.

Войны не раз начинались из-за перехода противником неких красных линий, отчего народ чувствовал, что отступать ему некуда. Эта политическая риторика всегда служит для победы над противником. Причем такая риторика с одной и с другой, противной, стороны по-своему права и не права. В этом смысле устроение трибуналов — Нюрнбергского и Гаагского — ничего не решит во всеобщем, всемирно-историческом плане. Трибунал устраивают определенные политические силы, от которых напрямую зависит исход этого судебного рассмотрения. Куда важнее сам всемирно-исторический суд над народами, который христианство не зря назвало страшным судом.

– Что вы имеете в виду под всемирно-историческим судом?

– Страшный суд мировой истории – не только религиозное представление, по которому он еще впереди, но и философское понятие мирового суда, выдвинутое Шиллером и поддержанное Гегелем, согласно которому он уже давно идет полным ходом к своей внутренней цели – к вполне разумному устроению человеческого общежития. Историки вынуждены писать под чей-то заказ (как правило, под заказ того, кто находится у власти, отчего советская историография не могла не противоречить царской историографии, а антисоветская – советской). Это говорит не о том, что они бессовестные, предвзятые, а о том, что у них пока такая, можно сказать, заказная наука. Она пока еще эмпирическая наука, имеющая дело лишь с прошлым, и для такой науки история никогда не кончится, пока будут существовать люди.

– Этому есть альтернатива?

– Есть, философия истории. Она имеет дело с целым истории, имеет понятие целой истории как таковой, включая и будущее, возникающее из прошлого и настоящего как ее внутренняя цель. У историков такого целого нет, отчего они вынуждены побираться отдельными событиями и пока еще недостаточно научно опрокидывать настоящее в прошлое. Поэтому философия истории свободна от оценочного произвола партийных, то есть частичных, эмпирических историков, вынужденных голосовать «‎за» или «‎против». Имея дело с единым целым истории, она не виляет хвостом вместе со сменой власти.

На мой взгляд, принципу оценки исторических событий еще только предстоит стать действительно разумным, то есть как раз не однозначным, отчего пока таких историков еще нет, ибо для этого нужно прекратить оценивать события с рассудочных, односторонних, партийных позиций.

– Гегель считал, что через войны народы сменяют друг друга на авансцене театра мировой истории. В каком-то смысле мечта Гегеля исполнилась — Германия пережила две мировые войны, которые для нее закончились фатально. Но изменило ли это Германию к лучшему?

– Наоборот, потерпев во Второй мировой войне военное поражение в основном именно от СССР, она определенно передала России историческую эстафету доминирующего государства в мире, и сама в виде Германской Демократической Республики начала учиться у нее, но пока еще не доучилась жить в мире с русским миром.

– Что вы подразумеваете под исторической эстафетой?

– Борьбу народа за всеобщее (мировое) признание, за свое нравственное созревание и автономию. Мировой дух пока всегда есть чей-то национально-народный дух. Он проявляется в разных народах в разные исторические периоды, отчего они становятся доминирующими в разные эпохи.

Был восточный мир, был древнегреческий, пришедший ему на смену, потом его сменил древнеримский, а его сменил христианско-германский мир, внутри которого пока есть место и англосаксонскому миру, который сейчас, так сказать, качает права, то есть видит себя вправе наказывать нас и другие народы (например, иранцев, ливийцев, иракцев и сербов), объявляя их изгоями. Теперь же наступает русский мир.

– Не опасно ли считать свою нацию избранной? Как мы знаем из истории, такая самоуверенность ведет к краху. Если нынешняя Россия таким образом созревает до нации, то какие признаки этого?

– Откуда появляется опасность краха? Она возникает именно из того, что исторический народ, победивший своего предшественника, оказывается затем в ходе мировой истории побежден следующим за ним историческим народом. К краху его приводит не его победа, а ограниченность, недостаточность его вклада в историческое развитие человечества, отчего он и оказывается побежден тем народом, который внесет в историю больше, чем он. Так что наши победы над шведами под Полтавой, над французами у Березины и немцами под Москвой, Сталинградом и Курском суть не просто какие-то субъективные признаки нашего исторического назначения. Они доказывают нам и нашим врагам нашу объективную избранность самой историей.

– Но победы — и над Наполеоном, и над Гитлером — сложно представить без союзников. В таком случае англичане тоже претендуют на эту историческую эстафету?

– Да, англичане разбили Наполеона под Ватерлоо, но в Париж в 1814 году взяли все же русские войска, как и Берлин в 1945 году взяли не американцы с англичанами. На очереди Киев как столица бывшей киевской Руси и теперешней Анти-России. Значит, есть русский мир, за который требуется воевать, чтобы он окончательно пришел на смену германскому миру в лице англосаксов, все еще претендующих на мировое господство.

– Не считаете, что Германия шла по этому пути и попала в ловушку национализма, и что подобный путь проходит Россия?

– В тот момент, когда наполеоновские войска оккупировали Германию, там произошел сильный национальный подъем. В 1808 году Иоганн Готлиб Фихте произнес свои знаменитые «Речи к немецкой нации», содержащие план национального воспитания и образования немецкого народа на философской основе своего наукоучения. Но немцы не приняли этот план и действительно угодили в ловушку национализма, соблазнившего их вместо разумного преобразования своего рассудочного духа во вполне разумный на военное расширение своего жизненного пространства за счет других народов.

– Это что-то напоминает.

– Аналогия с сегодняшней Россией здесь, конечно, напрашивается, но, повторю, это — лишь аналогия, которая, подобно всем другим рассудочным сравнениям, сильно, как говорится, «хромает» на одну ногу в том, что фиксирует только внешнее сходство явлений, несмотря на существенное различие процессов, происходящих в современной России и в мире.

– Есть ли опасность дальнейшего распада страны по примеру СССР? Например, в одном из давних интервью вы говорили, что философский проект дружбы народов в СССР в итоге привёл к национальным движениям отдельных народов к отделению.

– Опасность развала России, конечно, сохраняется, хотя и значительно уменьшилась после 2014 года. Но дружба народов СССР была, на мой взгляд, не философским, а идеологическим проектом, отчего он и закончился рассудочной абстракцией так называемого «советского народа», которая не смогла предотвратить развала СССР, от чего, как показало время, ни одному из входивших в него народов лучше фактически не стало. Например, из Прибалтики местное население стремительно утекает в Европу и еще далее, в Америку.

• • Справка. По официальным данным, с 2004 года население Эстонии сократилось на 3,5%, Латвии – на 15%, а Литвы – на 17,4%. За тот же период ВВП Эстонии вырос на 4,8%, Латвии – на 4,6%, Литвы – на 3,6%.
    

– Какая идеология пришла на смену советской?

– Долгое время у нас был квази-антиидеологический период на фоне реального господства либеральной идеологии, когда восставшее было движение «Наши» быстро стушевалось. Постепенно мы наблюдали, что в стране возникало необходимое ей поистине монархическое начало, когда пришел к власти Путин, которому удалось, наконец, монополизировать власть, насколько возможно, оттеснив от нее разными способами олигархов. Он как раз отвергал любые идеологические программы, решал только те практические проблемы, которые был вынужден решать. Например, прекратил чеченскую войну победой над террористами. Но с русской весны 2014 года, предотвратившей появление американского флота на севастопольском рейде, наступила вынужденная идеологическая борьба за русский мир и сейчас вне и внутри страны идет именно эта рассудочная, партийная схватка. За или против него — другого историей не дано.

– Если Путин проиграет или будет ядерная война, то какой исторической эстафете можно говорить?

– Если ветер мировой истории уже довольно давно дует в наши паруса, то победа непременно будет за нами, даже и в ядерной войне, которую реально могут начать наши противники, уже сбросившие атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. В то, что они ныне осмелятся сделать это, я, правда, не верю, поскольку американцы выше всего ценят свое благополучие, а у нас есть, чем им ответить. Но, к сожалению, они в лице своего правительства сегодня обезумели настолько, что и такая кошмарная форма передачи исторической эстафеты тоже не исключена.

– Но разве нет безумия у действующей власти в России, главным образом из-за неограниченной власти и имперских устремлений? Не считаете, что эти два атрибута — причина главных бед страны?

– Я бы назвал антиимпериалистическую оценку истории и будущего России, которая сказалась в вашем вопросе, как раз рассудочной, то есть односторонней, частичной, партийной. Если же по возможности стараться быть объективным, то в явно империалистических со времени Петра Великого устремлениях и свершениях России, выражавших неограниченную власть монарха, никак нельзя усмотреть источник ее главных бед. Напротив, при Петре и с некоторыми оговорками при Екатерине Великой имперское самодержавие приносило России одни лишь благоприобретения.

Что же касается нынешних противоречий внутри нашей страны, то они, с моей точки зрения, есть противоречия не губительные, а, наоборот, вызывающие ее развитие, причем именно потому, что они с 2014 года даже более, чем в октябре 1917 года, выражают не только особенные (собственно-российские), но и всеобщие (мировые) противоречия.

Обратите внимание на то, что антироссийские санкции 2014 года бесспорно содействовали восстановлению российского сельского хозяйства, а нынешние санкции Запада как ничто другое заставляют Россию восстанавливать свой промышленный потенциал.

– Если считать контрсанкции Кремля — антироссийскими, то можно согласиться, но нынешние санкции, по мнению экономистов, в том числе внутри России, грозят долгосрочными последствиями. Какой вы видите Россию будущего?

– Если поставить все наше образование на классическую философскую основу, о чем я писал в своей монографии «Философия и опыт: Очерки истории философии и культуры» (СПб.: Наука, 2015), то в результате нее Россия, наконец, обретет действительную автономию, то есть будет жить по своим законам, а народы России смогут стать действительными нациями, которые в составе русского мира станут настолько свободными, насколько это для них возможно и необходимо.

– Как относитесь к идее коллективной ответственности: подобный опыт пережила Германия?

– Если мы будем брать только тех немцев, которые непосредственно участвовали в военных преступлениях — в убийстве мирных людей теми или иными известными способами, то большинство немцев в них участия не принимало, а военные на то и военные, чтобы убивать своих противников на поле боя. Поэтому вопрос о коллективной ответственности немцев за преступления нацистов отпадает. Я вспоминаю выступление во времена перестройки Алексея Германа-старшего в концертном зале Останкино. Он сказал, что советские люди в подавляющей своей массе были хорошими людьми. Да, конечно, была среди них часть очень хороших людей — нравственных светочей, но их, как всегда, было чрезвычайно мало. Так же мало было и очень плохих людей, творивших страшные преступления, в том числе и пытки арестованных, убийства невинных. Так что ответственность может и должна быть только индивидуальной. Например, если не все после 24 февраля 2022 года убежали из России, то это отнюдь не значит, что все оставшиеся на родине виноваты и, как говорят некоторые, нерукопожатны.

– Что такое патриотизм? Вновь приходит на ум пример нацистской Германии, когда произошел невиданный подъем патриотизма в ответ на крушение прежней империи. Гитлер тоже, получается, был патриотом.

– С Гитлером как австрийцем вопрос не простой, ибо он субъективно хотел, конечно, сделать Германию великой, однако был готов и к ее краху. Если немцы не выдюжат, полагал он, то туда им и дорога. Истинный патриотизм есть, прежде всего, готовность индивида жертвовать собой ради своей родины. Настоящий патриот тот, кто готов умереть за нее. Это — важнейший момент, ибо люди жертвуют самым ценным, что есть у них, своей жизнью, за родину, так как ненавидят ее врагов. В этом смысле несомненно, что те, кто сражался и умирал за гитлеровскую Германию, суть ее патриоты, как и те, кто сражался и умирал за СССР.

Но, отстояв свою родину, какая бы она ни была, выжившие оборачиваются к ее недостаткам, и развитие их истинного патриотизма проявляется затем в ненависти к недостаткам своей страны. Поэтому женственно-жертвенная патриотическая любовь к своей Родине в этом пункте развития патриотической идеи оборачивается мужественной ненавистью ее индивидов и народов к своим и ее недостаткам, подвигая их на борьбу с этими недостатками, то есть на превращение этих недостатков в достоинства, ибо добро возникает только из зла.

Необычайно ярко, хотя и весьма парадоксальным образом эту снявшую розовые очки вполне разумную любовь к своему Отечеству выразил в первом из своих «Философических писем» Петр Яковлевич Чаадаев, за что русский император Николай I официально объявил его, как известно, сумасшедшим.

– В результате начинаются гражданские войны, что нередко ведет к распаду, разве нет?

– О каком распаде вы говорите? Гражданская война (эта величайшая беда в США, в России, в Испании), как всякая война, кончается победой одной из сторон. В этом победном результате происходит главное — конкретное соединение особенного духа индивидов и народов со всеобщим, мировым духом, то есть с духом человеческого рода как такового.

Понятие патриотической идеи выражает эту высшую цель развития всех индивидов и народов. Это есть та единая цель, которая чрезвычайно мучительно и кроваво достигается, но в процессе ее достижения индивидуумы и народы постепенно становятся действительно едины. Развивая свое неповторимое духовное своеобразие, они в положительном результате этой борьбы шаг за шагом и образуют действительно единое человечество.

– А есть ли такие примеры в истории?

– Вся мировая история есть один-единственный такой пример. Эта всеобщая цель реализуется потому, что только болезненное преодоление своих недостатков позволяет особенному индивидуальному и народному духу, так сказать, выздороветь, то есть освободиться от них – полностью сформироваться, тем самым став необходимым моментом и ступенью развития мирового духа, или исторически развивающегося человеческого рода.

Стало быть, патриотизм в его истинном и наиболее конкретном значении выступает как неукротимое стремление индивидов и народов к преодолению абстрактной противоположности войны и мира, своего и чужого, родного и вселенского, политического и космополитического, национальной и мировой культуры ради достижения конкретного тождества обусловленного и безусловного, временного и вечного.

Алексей Стрельников

P.S. От автора – цитата:

“Если мы научимся говорить друг с другом, мы добьемся большего, чем связь между нами. Мы создадим необходимую основу для того, чтобы говорить с другими народами”.

К. Ясперс. Вопрос о виновности. О политической ответственности Германии