KILINSON

Изучение богатого историко-философского наследия России, как и самой проблемы её устойчивого развития, имеет большое значение для совершенствования образовательного процесса и воспитания молодёжи в духе патриотизма и гордости за нашу культуру.

Устойчивое развитие социума – чрезвычайно сложная полисемантическая проблема. Она приобрела ныне особую актуальность в связи с глобальным финансово-экономическим кризисом. Её решение требует объединения усилий философов, политиков, социологов, историков, экономистов, экологов, педагогов и других.

Особое значение эта проблема имеет для нашей страны, которая переживает второй опыт модернизации за последние 100 лет и мучительно ищет специфику национального развития. Несмотря на то, что появление и развитие темы«устойчивость», «стабильность» социальной реальности является порождением западной цивилизационно-исторической традиции, эта проблематика нашла своё специфическое преломление в отношении российской цивилизации [3; 4].

Стратегия и образы исторического самосознания русской культуры как результат ее поиска собственной идентичности и цивилизационной устойчивости наталкивались на весьма крупные противоречия с социокультурными реалиями. Наиболее остро указанный поиск и данные противоречия обозначились в начале ХХ века, когда Россия переживала, может быть, свой самый тяжелый исторический момент. В этой связи небезынтересно отметить, что наличие этих противоречий, их глубинные ментальные и институциональные причины, также стали предметом самого пристального внимания русских мыслителей (П.Я. Чаадаева, Н.А. Бердяева, В.С. Соловьёва и др. [1; 5;7]). В частности, особый интерес вызывает философско- историческая концепция представителя русской эмиграции Г.П. Федотова (Федотов Г.П.

(1886-1951) – русский философ-эмигрант, историк культуры, основоположник богословия культуры). Его позиция ценна тем, что в ней получают определенное разрешение коллизии исторического самосознания русской культуры и реальность социального развития страны на протяжении её длительной истории. Не останавливаясь на деталях, отметим лишь некоторые наиболее интересные моменты концепции Федотова.

В работе «Будет ли существовать Россия?» Г. Федотов тревожно констатирует глубочайшие изменения, которые произошли в русском национальном сознании в начале ХХ века. Хотя процессы эти получили свое начало вовсе не в связи с деятельностью большевиков, а гораздо раньше. И их причина коренится в расколе русского общества, вызванном насильственной модернизацией. Бросая взгляд на картину постреволюционной России, Федотов приходит к выводу о разрушении бывшей некогда гармонии исторического бытия страны, о разрыве единого национального чувства, ощущения внутреннего общероссийского «дома».

Социальная ситуация постреволюционной России, как отмечает Федотов, характеризуется повсеместным ростом у мелких народов и народностей национального чувства и самосознания, сопровождаемого, естественно, усилением осознания собственного достоинства. Но, к сожалению, подчеркивает философ, такие изменения вряд ли смогут привести к желанному расцвету культуры, поскольку они основаны не на историческом предании и памяти веков и поколений, а на искусственном сепаратизме, ложном чувстве независимости. Причем ложном вовсе не потому, что «истиной» было их подчинение империи или «старшему брату», а потому, что иссякает внутренний источник животворящей энергии. Он же может быть по своей изначальной природе только духовным в самом высшем смысле этого слова. Знание прошлого помогает увидеть, что на Руси духовность коренилась всегда в религиозности, в православии, которому после революции место отведено только в стенах церквей, сердца же масс пусты, ибо заняты ситуативным стяжательством и мелким интересом, так не свойственным исконно русской душе.

Сам по себе рождаемый, таким образом, национализм, как отмечает Федотов, дело не новое. Для Европы на протяжении почти всего модерна основным делом было утверждение национального достоинства в красивых дипломатических фраках и военных мундирах. Однако в отличие от европейского национализма, смешанного с капитализмом, то, что разжигается на обломках империи, по мнению Федотова, в первую очередь обусловлено трансформацией именно русского национального сознания.

Как пишет философ, « ...наша эпоха уже не знает бессознательно-органической стихии народа. Эти источники культуры почти иссякли, эта «земля» перепахана и выпахана. И русский народ вступил в полосу рационализма, верит в книжку, в печатное слово, формирует (или уродует) свой облик с детских лет в школе, в обстановке искусственной культуры» [6, т. 1, с. 178]. Тем не менее, он с большой надеждой смотрит на теплящееся русское национальное чувство на глубинном ментальном уровне.

Говоря о будущем России, Федотов указывает на то, что в будущем есть великая миссия русского народа. Специфика исторической судьбы нашей страны всегда определялась именно ее многоголосьем, полифонией ее культурной жизни, которая даже во времена империи неизменно оставалась верна своему изначальному метаисторическому предназначению – быть собирательницей и хранительницей многих народов. «Россия - не Русь, но союз народов, объединившихся вокруг Руси» [6, т. 1, с. 181]. Основная историческая коллизия современности как раз и состоит в изменении этого сознания. Исконно русское национальное самосознание принципиально не националистично, оно всемирно, и этим во многом определяется специфичность российского цивилизационного варианта устойчивости социальной реальности как ее важнейшей конституитивной грани. Однако в этой всемирности нет и тени холодного космополитизма. Оно носит сугубо личный, даже интимный характер, оно обращено не ко всем, а к каждому.

Мысль о будущем России должна сопровождаться осознанием того, что «мы должны показать миру (после крушения стольких империй), что задача Империи, т.е. сверхнационального государства, - разрешима. Более того, когда мир, устав от кровавого хаоса мелкоплеменной чересполосицы, встоскуется о единстве как предпосылке великой культуры, Россия должна дать образец, форму мирного сотрудничества народов, не под гнетом, а под предводительством великой нации. Задача политиков – найти гибкие, но твердые формы этой связи, обеспечивающей каждой народности свободу развития в меру сил и зрелости. Задача культурных работников, каждого русского в том, чтобы расширить свое русское сознание (без ущерба для его «русскости») в сознание российское. Это значит воскресить в нем, в какой-то мере, духовный облик всех народов России» [6, т. 1, с. 181].

Федотов отмечает, что основная задача будущего (его смыслообразующий центр) - объединение – не может осуществляться только силами религиозного сознания. К тому же оно существенно разнится у народов, населяющих бывшую империю. Единение должно осуществляться через проникновение в русскую культуру, остающуюся притяжением для других народов. Именно через нее на протяжении всей истории различные верования приобщались к мировой цивилизации. Как показывает Федотов, это было и в петербургской империи, так должно и остаться теперь.

По нашему мнению, Федотов делает очень ценное замечание, касающееся сложившегося понимания значения православия в выработке для русской цивилизации идентификационной платформы как устойчивой смыслосимволической и ценностно- нормативной базы. А именно философ считает большим недостатком, нашей слабостью сращение в сознании православия с политическими, культурными, бытовыми формами старого времени. Не следует, по мнению мыслителя, полагать в качестве идеала православия реставрацию старины и нахождение в нем источника свободного творчества,будущего развития. Кроме этого, Федотов также считает, что ложным является излишний индивидуализм религиозного пути, поскольку для замкнутого в себе сознания просто не возникает проблем общенациональной культуры, судьбы народа в целом. Следствием такой замкнутости, как правило, является национальная пассивность. Как пишет Федотов, в ситуации грозного исторического времени (война, революция и т. д.) такая отрешенность является свидетельством не истинности веры и преданности только духовному, а, напротив, ложности и «недоразвитости» христианской совести [6, т. 1, с. 183].

На вопрос: «Будет ли существовать Россия?», Федотов отвечает спокойно и утвердительно «Будет!», но будущее страны полностью зависит от нас.

Здесь в одном узле русский мыслитель связывает воедино и проблему исторического смысла существования России, и тему русского духа, русской души, народной мистики, православия и язычества, и многое другое.

Все эти проблемы как бы обнажают вселенский, вечный смысл судьбы нашей страны. Однако этот всеобщий характер вовсе не означает некую «сиротливость» ее выбора. Восток и Запад выступают историческими координатами ее цивилизационной «прописки».

В основании всей философско-исторической позиции этого автора лежит убеждение в абсолютной универсальности христианских истин, конкретное проявление которых в историческом бытии облекается в культурный стиль эпохи. В основе федотовского решения проблемы специфики русской исторической судьбы, ее цивилизационной идентичности лежит учение о соотношении национального и вселенского. В единстве этих двух начал производным и вместе с тем самостоятельно существующим является национальное.

Что такое нация по Федотову? Она представляет сложное историческое явление, характеризующееся рядом устойчивых черт, среди которых основным системообразующим фактором выступает духовное единство, а именно осознание и служение своему религиозному призванию, данному Богом. Именно оно осмысливается и оформляется в религиозное национальное сознание.

В исследовании сущности и специфики исторической судьбы России и ее места в мировом историческом пространстве Федотов исходит из следующего тезиса, базисного для всей его концепции: отечественное православие является залогом сохранения национальной и цивилизационной идентичности, ее устойчивости и существования русской культуры. Изучая генезис последней, философ рассматривает ее православно- византийские, славяно-библейские и славяно-языческие составляющие и приходит к выводу о решающем значении кирилло-мефодиевского наследия в становлении русской культуры. Федотов утверждает тезис об изначальной сопричастности Руси вселенскому единому христианскому миру и в то же время обосновывает положение о своеобразии и оригинальности отечественной культуры в ее истоках. Роль кирилло-мефодиевского наследия в развитии отечественной духовной традиции философ оценивает достаточно амбивалентно. С одной стороны, оно ведет к созданию цельной, органичной национальной жизни, способствует глубокому пониманию христианства. С другой – русское общество, начав со славяно-библейства, не осваивает в тоже время латынь и античную культуру, что влечет за собой отставание от Запада и, как подчеркивает мыслитель, невыполнение Русью своего религиозного призвания.

Федотов предлагает свое понимание русской религиозно-национальной идеи. Он реконструирует концепцию национально-религиозного призвания вновь обращенного народа и подчеркивает ее вселенский, экуменистический, а не националистический характер. Поэтому при выяснении сущности русского национального типа и его самосознания Федотов постоянно обращается к анализу соотношения православия и язычества, что отвечает не только решению задачи реконструкции прошлого, но и типологического исследования феномена «русскости».

В работе «Россия, Европа и мы» Федотов анализирует ту ситуацию, которая сложилась во взаимоотношениях западного мира и России в начале ХХ века в контексте войн и революций. В частности, он проводит аналогию между «болезнью» России – коммунизмом, всеобщей нищетой, рывками индустриализации, отменой символической культуры и христианства и «болезнью» Европы – капитализмом, национализмом и почти таким же полным забвением христианства, которое в свое время стало основой специфики духовного и цивилизационного лика классического Запада.

По мнению Федотова, определенную роль во взаимопонимании двух культурных миров должна сыграть русская эмиграция. «Мир России не замкнут наглухо от Запада. Россия не Опоньское царство. Завтра не сегодня – коммунизм может стать реальной опасностью для Европы, в случае войны или срыва социальной работы, и тогда коммунистические иллюзии европейских идеалистов могут ускорить всеобщее разрушение. Вот во имя этого будущего Европы, как и во имя настоящего России, мы обязаны кричать об истине, которой сейчас не хотят слушать. Нужно понять только, что для того, чтобы быть услышанным Европой, эмиграция должна стоять на одной с ней почве: то есть глядеть в европейское будущее, а не в русское прошлое. Minimum, которого Европа вправе требовать от нас, – точная и добросовестная информация. И здесь наш грех великий - перед Россией» [6, т. 2, с. 6]. Федотов твердо придерживается того мнения, что, с одной стороны, мы не должны прятаться от западного мира, но ни в коем случае нельзя мерить Россию на европейский «аршин» - с другой. Равно как и Европу – на русский.

Федотов не является сторонником простого примиренчества. Он прекрасно видит и осознает, что очень многие у нас в стране к Европе относятся отрицательно. Но позиция вражды тем более является несостоятельной. И он предлагает свое понимание того, как должны строиться взаимоотношения России и Европы. А именно на основании, как он пишет, «просветленной непримиримости» [6, т. 2, с. 8].

Ложным представляется Федотову русский консерватизм и либерализм. Обе позиции не отвечают действительно назревшим проблемам, причем проблемам не частного порядка, а самому их существу, связанному с историческим будущим России. Консерватизм смотрит в прошлое страны. Само по себе это, конечно, не плохо, но только его взгляд не улавливает в этом прошлом подлинного гласа русского духа, заглушаемого мишурой псевдоправославия государственной жизни времен Москвы. Аналогично и либерализм пытается защитить русский капитализм, однако, как указывает философ, его уже и на Западе мало кто защищает.

Федотов выступает против ложного «руссизма», как и против ложного западничества. Эти два феномена весьма опасны для будущего нашей страны. Тот национализм, который отталкивается от Запада и именно этим питается, является ложным и совершенно бесполезным для России. Сама Россия мыслится не как живой народ, а как некая полумистическая идея, антитетическая Западу. В этой ложной любви к отечеству, прежде всего, не хватает любви, которая поглощается народной гордостью. «Гордость требует насвистывать победный марш, провожая на эшафот старую Россию. Гордость заставляет закрывать глаза на страдания всего народа, влекомого насильно на искупительную жертву для человечества.

Религиозная транскрипция этой гордости получила имя мессианизма. Постреволюционный мессианизм означает веру в то, что Россия – избранная ...страна - несмотря ни на что. Ее грехи, ее злодеяния не имеют значения. Более того, они входят диалектическим моментом в ее служение. Между ее настоящей сатанинской славой и славой грядущего Царствия Божия нет прерыва, нет отречения, нет покаяния. В отличие от мессианства еврейских пророков, русское мессианство лишено этического содержания.

...Русское мессианство есть крайняя форма реакции на западный соблазн, крайняя форма антизападничества, и потому все же западничество. Как антизападничество, оно наивно, но извинительно» [6, т. 1, с. 12.]. Таким образом, мы видим, что Федотов выступает решительно против различного рода мифотворчества вокруг темы «Россия и Европа», которая сама по себе и так очень сложна и составляет одно из ключевых противоречий стратегии и образов исторического самосознания русской культуры и социальных реалий эпохи модерна.

Но главное не в том, чтобы указать конкретные моменты совместного устойчивого развития на цивилизационном уровне, а в том, чтобы понять истину – общий ключ к решению всех проблем - это «релятивизация» исторических идей.

По мнению Федотова, за расколом христианского мира во всей своей остроте обнаруживается спор между Востоком и Западом. Восток, как отмечает философ, уже начал освободительное движение и вскоре вступит в полосу экспансионистской политики. Россия, и в этом ее историческая судьба, вынужденно становится призванной посредницей между Азией и Западом. Россия может без ущерба для своей культуры использовать великие достижения древних восточных цивилизаций. Но она не должна, указывает Федотов, забывать духовного первородства христианства и античного наследия. С другой стороны, православие, византийское наследие ближе всего именно к Востоку. Как пишет Федотов, «древняя славянская мечта об Индии – мечта русских былин и сказок – осуществится не в виде новой, третьей по счету Индийской империи, а в виде новой индийской Церкви, в которой воскреснет почти угасшее христианство апостола Фомы. В свете нового возрождения – возрождения Востока, - не мечтой, а точным историческим фактом становится центральное положение России в мире. ...мессианская идея – ветхозаветно-реакционная – не имеет права на бытие в христианстве. В православии особенно раскрывается идея христианского призвания всех народов и их соборного единства, исключающего подчинение: и Риму, и Царьграду, и Москве» [6, т. 1, с. 283-284].

Философ связывает сущность исторической судьбы России именно с христианской Церковью, со всемирным служением у алтаря Вечности; мыслитель признает возможность построения христианской государственности, называемой теократией. «Всенародность государственного служения раскроет себя как выражение церковной соборности» [6, т. 1, с. 285].

Многие из тех противоречий, на которые указывал Федотов (конечно, не только он один, об этом же писал и Бердяев, и другие авторы), реально проявились в новейшей отечественной истории. Действительно, с одной стороны, «советская»Россия довольно быстро смирилась с властью большевистского режима, что вполне в духе славянофильства можно объяснить соборностью, стремлением к коллективизму, пресловутой российской покорностью и т.п. С другой стороны, именно петровские реформы дали импульс развитию российской науки, бравшей «уроки» у западноевропейских ученых; и именно «советская» наука, тяготея к западным образцам, вышла на мировой уровень развития.

Очевидно, нельзя сбрасывать со счетов и того, что путь исторического развития страны определяется не только логикой мировых процессов или волей монархов и политических лидеров, но и понятием «душа нации» (Ш. Монтескье), «душа расы» (Г. Лебон), «архетип» (К. Юнг), ментальность национального характера.

Даже если предположить возможность в ближайшей перспективе российского культурного, интеллектуального, экономического ренессанса, то все-таки реальной гарантии того, что стереотипы христианской России, перенесенные в XXI в., будут эффективно «работать», нет. Здесь как раз можно вспомнить те противоречия, на которые указывал Г. Федотов, в русском восприятии собственной религиозности и православия, в частности. Дело в том, что «русская идея», сформулированная на рубеже XIX-XX вв., так и не смогла быть реализована в социальной практике. Где предпосылки того, что ее реализация даст искомый эффект? Ведь в теоретическом отношении экофильность «восточного сознания» нисколько не меньше, чем российского, а социально-экологические последствия развития на Востоке, как мы знаем,довольно драматичны.

Иначе говоря, наличие национально-религиозного пути развития отнюдь не препятствует, а напротив, предполагает реализацию некоторой обобщенно- интеграционной модели мирового развития, которая призвана учитывать, помимо прочего, и социально-экологический контекст. Несмотря на религиозные, культурные, национальные особенности, различные «ветви» мировой цивилизации сходятся в одном: процветание «локальных цивилизаций» (а значит, и мировой социокультурной системы в целом) предполагает сравнительную устойчивость исторически сложившейся среды обитания человека. И эта общая тенденция определяет как мировые процессы, так и их российский контекст. Поэтому интегрально, исторически сложившиеся стратегии самосознания русской культуры, образы ее самоопределения в существенном не противоречат общецивилизационным тенденциям поиска имманентных механизмов развития.

В этой связи нельзя не отметить роль образования в решении проблем устойчивого развития России [2]. Ориентация образования на новые требования общества позволит более органично формировать личность нового типа. Данный процесс – это не просто экологизация образования, а системный синтез всего позитивного: гуманизация и информатизация и т.д., которое способствует выживанию и устойчивому развитию. И в зависимости от уровня воспитания и образования можно будет оценивать результаты становления этого общества, т.к. в этом процессе огромную роль будет играть субъективный фактор.

Система образования призвана не просто соответствовать реалиям времени и воспроизводить наличный уровень общественного сознания, она должна быть также ориентирована на будущее, создавать интеллектуальные предпосылки для гармоничного развития гражданина новой России.

Литература

1. Бердяев, Н.А. Судьба России: опыты по психологии войны и национальности [Текст] / Н.А. Бердяев. - М.: Изд-во МГУ, 1990. - 240 с.
2. Ващекин, Н.П. Образование и устойчивое развитие: концептуальные проблемы [Текст] / Н.П. Ващекин, К.Х. Делокаров, А.Д. Урсул. - М.: Моск. гос. ун-т коммерции, 2001. - 332 с.
3. Глушенкова, Е.И. Проблема формирования политической модели устойчивого развития [Текст] / Е.И. Глушенкова // Вестник МГУ. Сер. 12. Политические науки. - 2002. - No 2. – С. 63-76.
4. Мяло, К.Г. Между Западом и Востоком: опыт геополитического и историософского анализа [Текст] / К.Г. Мяло. - М.: Рус. нац. фонд, 2003. - 220 с.
5. Соловьев, В.С. Сочинения: в 2 т. [Текст]/ В.С. Соловьев/ Сост., общ. ред. и вступ. статья А.Ф. Лосева и др. – М.: Правда, 1989. - Т. 1. – 735 с.
6. Федотов, Г.П. Судьба и грехи России: в 2 т. [Текст]/ Г.П. Федотов - СПб.: София, 1991-1992.
7. Чаадаев, П.Я. Статьи и письма [Текст]/ П.Я. Чаадаев/ Сост., вступ. статья и коммент. Б.Н. Тарасова. - М.: Современник, 1987. – 365 с.