KILINSON

Анализ исторических данных составляет только одно из средств для разрешения основных задач философии, для достижения главной цели ее, заключающейся в образовании общего мировоззрения. Полное осуществление этой цели обусловливается не только представлением раздельных элементов исторической истины, но, равным образом, и сочетанием этих элементов в одно, возможно полное и стройное целое, т. е. их синтезом. Даже самый самостоятельный мыслитель должен в своем стремлении создать новое, более удовлетворительное мировоззрение, воспользоваться истинами, раскрытыми его предшественниками. Но это возможно только на основании дополнения исторического анализа, прошедшего синтезом заключающихся в нем неоспоримых данных.

Первая задача исторического синтеза на поприще философии состоит в группировке философских начал прошедшего, в их соответственной классификации. Начала эти представляются нам в так называемых философских направлениях или школах...

Каждое из типических направлений философской мысли заключает в себя известную долю истины. Это истекает из самой сущности философского направления. Как серьезные попытки ума человеческого уразуметь мир, философские направления рассматривают мир с разных точек зрения. Эти разные точки зрения суть, однако, в свою очередь, естественный результат как субъективной организации ума, так и объективного материала опыта, и, наконец, взаимного отношения этих основных начал человеческого знания. Различие философских направлений есть главным образом следствие преобладания в воззрениях мыслителей то субъективных, умственных, то объективных, предметных начал знания. Но так как оба эти начала даны в самом процессе знания и тесно связаны со всяким вообще мировоззрением, то рассмотрение мира с этих разных точек зрения является не только возможным, но даже необходимым для его всестороннего и полного уразумения. Противоречия между философскими направлениями вытекают непосредственно не из различия их точек зрения, а из других причин.

По существу своему разные философские направления должны дополнять друг друга, подобно тому, как дополняют друг друга изображения предметов на сетчатых оболочках двух глаз или изображения двух сторон одного и того же предмета. Противоречия между философскими направлениями суть всегда только следствие односторонности и исключительности, с которыми каждое из них признает свою точку зрения единственно возможной и исключительно истинной. В силу этой односторонности и исключительности философские направления доводят обыкновенно свои, в сущности вполне верные, начала и принципы до крайности и опровергают безусловно не только крайности, но даже и верные начала и принципы противоположных направлений. Поэтому уже Лейбниц совершенно справедливо сказал, что философские системы верны в том, что утверждают положительно, а ложны только в том, что отрицают.

Объединение таких истин, которые лежат в основе разных точек зрения при уразумении мира, — вот самый существенный прием исторического синтеза на поприще философии.

«Введение в философию, разбор основных начал философии вообще». Варшава. 1890. С. 349—350.

Несмотря на самые разнородные определения философии, встречаемые в истории этой науки, философствование каждого истинного мыслителя обнаруживает два коренных момента: во-первых, самостоятельность мышления и, во-вторых, стремление к образованию общего мировоззрения.

Где нет этих двух моментов, там нет и философии: где они существуют и действуют, там она и возникает и развивается; они составляют коренные черты философии, отличающие ее существенно от всех других наук, как это будет ближе объяснено впоследствии.

Из этого коренного характера философии, общего всем философским стремлениям, истекает непосредственно предварительная неопределенность как ее предмета, так и всего хода ее изысканий.

Как стремление самостоятельного мышления, философия естественным образом не может основываться ни на каких предварительных положениях и взглядах, которые почерпнуты были бы без критики из готового материала истории. Самостоятельность ее предоставляет каждому философствующему уму право, при образовании мировоззрения, обращать свое внимание преимущественно на те предметы и вопросы, которые особенно возбуждают его мышление, и исследовать именно тестороны общего бытия, которые по его убеждению служат необходимым основанием для разрешения главных задач философии. А так как интерес, возбуждающий философское мышление, различен, смотря по разности индивидуумов и времен, и останавливает внимание мыслителей на разных предметах, то естественно, что из этой разности философских интересов возникают как разные определения предмета философии, так и разные направления в исследовании и познании этого предмета.

И так ум одних философов особенно поражен вопросом о начале и первых причинах всего существующего. "Откуда происходит мир и его явления? Вследствие чего он сделался тем, чем есть?" — спрашивают они, и утверждают, что все другие загадки бытия могут быть разрешены лишь только на основании разрешения этого коренного вопроса. Естественно, что эти мыслители главную задачу философии полагают в изучении приведенных вопросов и определяют философию как науку о начале и первых причинах всего сущего.

Другие, напротив, более равнодушны относительно этого вопроса о первых причинах мира; они признают его или неразрешимым или излишним, а вместо того указывают на человека и его практическую деятельность, как на главный предмет истинно философских исследований. "Кто я? К чему я живу? Какая цель, какое назначение моего существования? Как я должен действовать, как устроить свою жизнь, чтобы достичь этой цели?" — вот вопросы, которые привлекают весь философский интерес подобныхмыслителей, и потому они и признают главною задачею философииразрешение приведенных вопросов.

Еще другие при философствовании обращают свое внимание главным образом на самый философствующий ум: они убеждены, что первоначальным основанием и источником всякого истинного мировоззрения служит прежде всего самый мыслящий дух человека, разум с его разнородными прирожденными и приобретенными законами и стремлениями; а вследствие того они и требуют от философии, чтобы она главным образом занялась исследованием человеческого разума и всесторонним объяснением его законов и стремлений.

Философия не была бы плодом самостоятельного мышления, если бы она не заключала в себе возможности такого разнообразия в определении ее предмета, если бы она ограничивала исследования философствующего ума каким-либо законченным, традиционным или эмпирическим понятием о своем предмете. Определение философии не принимается философами как готовый, извне получаемый материал, которому они подчиняются без всякой предварительной критики, как это имеет место во всех других науках — напротив философия по существу своему требует, чтобы и самое обозначение ее предмета было результатом предварительного рассмотрения,результатом самостоятельного мышления и философствования.

То же самое следует сказать и относительно определения настоящего метода философии и всего развития ее изысканий

Но устраним вместе с тем всякую возможность недоразумений. Во-первых, самостоятельность, о которой мы говорим, не произвол, ибо она ограничивается как законами философствующего ума, так и натурою предмета, возбуждающего действие мышления. Во-вторых, говоря о самостоятельности философского мышления, мы еще ни в чем не разрешаем вопроса о надлежащем методе и развитии философии; в особенности же не думаем без критики принять за начало философии того приема, что она должна основываться исключительно на действии разума и из него одного почерпать свое содержание. Все это вопросы, требующие особого исследования. Здесь же мы указываем на самостоятельность философского мышления лишь только как на коренное требование всякой философии: не принимать никаких положений, даже относительно самого предмета и метода философии, без предварительного, всестороннего и критического разбора содержания этих положений...

Философия по существу своему есть наука общая, всеобнимающая, универсальная, и этим именно отличается от всех остальных наук, которые имеют всегда характер специальный, ограниченный исследованием известного точно определенного предмета. И потому, как нельзя требовать от специальных наук, чтобы они, на основании своих специальных исследований, образовали общий взгляд на мир, принимали универсальный характер; так, равным образом, нельзя требовать от философии, чтобы она задалась специальными вопросами, не имеющими непосредственной связи с ее основною задачею, состоящего в разработке общего мировоззрения. Имея прежде всего в виду сие последнее, она занимается главным образом такими исследованиями, которые способствуют к разъяснению вопроса об общем на мир воззрении. Нет сомнения, что для этой цели необходимы и специальные знания, что нельзя и толковать о мире и его основаниях, не принимая во внимание специальных исследований его разнородных явлений, и не основываясь на их результатах. Но эти специальные знания составляют не цель философских стремлений, — как это имеет место во всех остальных науках — но лишь только пособие и средство для достижения совсем других целей...

Одним словом, предварительная неопределенность предмета философии и невозможность ограничения его какою-либо специальностью истекает из самой сущности ее, и потому не может быть поставлена ей в вину — если только философия в состоянии доказать, что ее существенные признаки и свойства, из которых истекает подобная неопределенность, имеют сами по себе научное значение и проявляют собою вполне правильные стремления, равно полезные как и необходимые для полного разрешения основных задач науки, т. е. для усвоения человеческим умом доступной для него истины...

Указывая на самостоятельность мышления, как на первую отличительную черту философии, мы приготовлены на возражение со стороны всех специальных наук, что и они, равно как и философия, требуют самостоятельного мышления, что и их задачи не могут быть разрушены надлежащим образом без подобного мышления.

Рассматривая однако ближе критические приемы специальных наук и степень их применения в сих последних, мы очень скоро убеждаемся в том, что все специальные науки основывают свои исследования на известных догматических предположениях, которые в самих этих науках не подвергаются никакой критике, но признаются истинными без предварительного разбора как необходимые аксиомы. Да, мы можем прямо сказать, что первоначальным основанием всех без исключения специальных наук служит известного рода догматическая вера в известные истины, не разбираемые и не доказанные этими науками, и что вся критика специальных наук ограничивается этою первоначальною и основною догматическою верою.

Это положение покажется, без сомнения, многим специалистам, по крайней мере, парадоксальным, но в доказательство его истины мы представим следующие факты.

Понятие догматической веры есть понятие, которое мы привыкли употреблять лишь в одном богословском значении; но в сущности такое ограничение этого понятия не имеет никакого основания, так как мы встречаем и вне религиозной и богословской сферы разнородные способы мышления, которые вполне заслуживают этого же самого названия. Догматическая вера в сущности не что иное, как признание истинным какого-нибудь положения, без его предварительного критического анализа, на основании одного непосредственного убеждения. Мы говорим о догматической вере в богословии и религии лишь потому, что большинство богословов и религиозных людей признают истинными известные религиозные положения и верования, без предварительного разбора оных, на основании одного непосредственного убеждения, вследствие которого эти положения и верования являются им несомненными и неоспоримыми. А потому, нет сомнения, что мы имеем полное право говорить о догматической вере и вне богословия и религии, везде где только встречаем подобное непосредственное убеждение в истине известных положений, не подвергающее их содержания ни малейшему сомнению, хотя эта несомненность вовсе и не основывается на предварительных критических доказательствах.

В этом-то смысле я утверждаю, что не одно богословие, но и все остальные специальные науки основывают свои исследования, даже и самые критические, на предварительной догматической вере относительно своих первоначальных оснований. Вот доказательства этого положения...

Потому-то и естествоиспытатель без всякого предварительного разбора, без всякой критики убежден, что природа составляет одно гармоническое целое, исключающее всякую возможность противоречий.

Равным образом природа имеет для естествоиспытателя характер физический, материальный; естествоиспытатели говорят беспрестанно о силах и материи, о физических процессах и явлениях; но спрашивают ли они: что такое сила? что это материя? какое содержание и значение этих понятий? в каком отношении они находятся между собой, равно и к другому понятию, к понятию о духе, противопоставляемому обыкновенно материи? Какую роль играет это понятие о духе, о самодеятельном и целесообразном действующем существе, в общем понятии о природе? Можно ли без всякой критики, ради каких-либо догматических предположений, исключить понятие о духе из природы? и т. д. Все это вопросы, находящиеся в теснейшей связи со всяким полным критическим взглядом на природу, а между тем естественные науки не разбирают всех этих вопросов критически...

...Естествоиспытатели догматически, без всяких доказательств убеждены, что законы природы неизменны, и их непосредственное убеждение даже вовсе не нуждается в подобных доказательствах; они готовы признавать подобные доказательства вовсе излишними и назвать труд философов, разбирающих этот вопрос, совсем напрасным и бесполезным. Между тем это вовсе не так! Есть идеи и вопросы, которые волнуют умы миллионов людей, которые имели, имеют и всегда будут иметь самое важное и непосредственное влияние на все развитие человечества, на его материальное и нравственное благосостояние, и которые вместе с тем находятся в теснейшей связи с догматическим предположением естественных наук о неизвестности и необходимости законов природы. Такими, например, являются идеи о Боге и Его отношении к человечеству, о свободной воле и о всех нравственных понятиях, связанных с этими идеями. Ради догмата о неизменности и необходимости законов природы, многие естествоиспытатели охотно вытеснили бы из человечества догмат о существовании Бога, способного отменить эти законы, смотря по своим соображениям и целям, равно догмат о свободной воде и т. д....

...И относительно всех юридических и экономических наук спора не будет в том, что они основываются на известных предположениях, на идеях о правде и государстве, о необходимости законного определения разнородных человеческих отношений, о нравственной связи людей между собою и государством, о справедливости, ответственности и т. д. и т. п. Но все эти предположения имеют в этих науках характер догматический, ибо не разбираются ими самими; специалист доходит до этих предположений, независимо от своих специальных исследований или путем непосредственной интуиции, или же путем философского размышления.

Все, до сих пор сказанное нами относительно предмета специальных наук, касается и метода их исследований.

Специальные науки разбирают лишь методологические приемы своих специальных исследований, но все общие вопросы о методах и вообще о познании не изучаются специальными науками, а принимаются ими в виде догматических предположений...

Одним словом, из всего вышесказанного мы видим, что каждая специальная наука основывается на разнородных предположениях, касающихся как ее предмета и метода его исследования. Эти предположения не подвергаются разбору и критике самими специальными науками, но принимаются ими в готовой традиционной форме, без всякого предварительного анализа, на основании одного непосредственного убеждения в истине их содержания. В этом-то именно и состоит догматический характер всех без исключения специальных наук...

...Все противоречия специальных наук между собою истекают главным образом из неумственного и некритического расширения их догматических предположений. А так как при том специальные науки не разбирают и не критикуют своих догматов, то подобное расширение догматических предположений ведет, к сожалению, очень легко к жаркой борьбе наук между собою, которые напротив должны взаимно пополнять друг друга. Борьба эта, при данных обстоятельствах, никогда не окончится честным миром, ежели борющиеся стороны не относятся к беспристрастному посредству философии, которая, разбирая первоначальные основания той и другой стороны, могла бы указать на средства истинного и постоянного примирения.

«Отличительные черты философии и их значение в сравнении с другими науками». Варшава. 1872. — С. 5-15, 18-20.