KILINSON

Биография

Самый известный темный вестник эпохи Ренессанса, Никколо Макиавелли, родился 3 мая 1469 года во Флоренции в семье небогатого правоведа. О его детских и юношеских годах мало что известно, мы знаем только, что он получил типичное для той эпохи «классическое», хотя и довольно скромное образование, позволявшее ему в том числе свободно читать на латыни. Сочинения античных историков стали позднее незаменимым материалом для его политических трактатов, что немаловажно – в эпоху Ренессанса, преклонявшегося перед Античностью, апелляция к ее опыту являлась одним из решающих аргументов в глазах современников.

Первые подробные сведения о его жизни и деятельности относятся к 1498 году, когда после низвержения монаха-реформатора Савонаролы во Флоренции установился новый политический режим. На службу к нему и поступил Макиавелли, получив скромную должность секретаря Второй канцелярии и, одновременно, секретаря комиссии Десяти. Надеяться на большее ему не позволяло его происхождение, однако комиссия Десяти, формально отвечавшая за разрешение военных конфликтов Флоренции с соседями, ведала на практике всей внутренней и внешней политикой Республики. В силу этого ее секретарь неизбежно оказывался в центре основных политических событий и интриг того времени, и, занимаясь повседневной дипломатической работой, получал доступ ко всем тайным рычагам флорентийской политической машины. Сохранившаяся переписка позволяет реконструировать кипучую деятельность Макиавелли на этом посту: его посылают во Францию и в Рим, он бывает при дворах почти всех итальянских государей, он очевидец самых судьбоносных европейских событий. И везде он – глаза и уши флорентийской Синьории, ее тайный советник и подсказчик. Его влияние неизменно растет и становится несоизмеримым с его скромным статусом секретаря, ведь к его советам охотно прислушивается сам Пьеро Содерини, пожизненный гонфалоньер и фактический глава Флоренции в этот период. Макиавелли занимается не только дипломатическими поручениями, по его инициативе Флоренция проводит военную реформу, направленную на замену наемного войска ополчением граждан.

И при том – его не любят. И вовсе не за интеллектуальные способности, как утверждают некоторые исследователи, а за тот откровенный цинизм, который постоянно сквозит во всех его высказываниях и рекомендациях. И еще – за безмерно выросшее с годами самомнение человека, привыкшего считать себя умнее других и охотно это демонстрирующего.

Гордыня всегда предшествует падению.

В 1512 году разразилась катастрофа – переворот, вернувший власть во Флоренции семейству Медичи. Изгнанные много лет назад, Медичи ничего не забыли и не простили, и сразу же принялись преследовать тех, кто имел прямое отношение к враждебному им режиму. Попал под горячую руку и Макиавелли, напрасно заверявший новых правителей в своей абсолютной лояльности. Медичи ему, разумеется, не поверили, но, лишив его должностей и подержав какое-то время в тюрьме, отпустили на все четыре стороны.

Начались долгие годы фактической ссылки, когда Макиавелли, оказавшийся не у дел, жил почти безвыездно в своем поместье, изнывая от безделья и развлекаясь низменными любовными интрижками. Глубоко уязвленный своим отстранением от политики, разочарованный, он изливает свою желчь, свое уныние, свою горечь в переписке с немногими корреспондентами и, одновременно, в своих трудах, создаваемых в то же самое время. Словно дьявольский план и предполагал, что растущая мизантропия отставного секретаря найдет свой выход в его темных творениях – политических трактатах «Государь» и «Рассуждение о первой декаде Тита Ливия». Пробует он свои силы и в литературе, но его самая известная комедия – «Мандрагора» – не слишком смешна, хоть и пользовалась в XVI веке некоторым успехом, а уж поэтические опусы, где он пытается состязаться с самим Данте, и вовсе беспомощны.

Только в 1520 году Медичи позволили Макиавелли вернуться на службу в роли историографа, которому заказали монументальную «Историю Флоренции». Но он жаждет большего, гораздо большего, и медленно, упорно завоевывает доверие хозяев города, получая от них время от времени небольшие поручения. Случай выдвинуться, казалось, подвернулся в 1526 году, когда разразился очередной политический кризис: папа Климент VII Медичи рассорился с императором Карлом V, и на Флоренцию и Рим двинулись солдаты последнего. Макиавелли почувствовал, что настает его час: он снова востребован, он включен в комиссию по укреплению городских стен Флоренции, его вновь от имени флорентийского правительства отправляют с различными заданиями по всей северной Италии. В переписке с политиками того времени он настойчиво предлагает, настаивает, советует, интригует, надеясь, что теперь-то к его рецептам прислушаются, и потом-то о нем уже не забудут.

Но тщетно. Нашествие ландскнехтов на Рим остановить не удалось, режим Медичи во Флоренции пал, политики обошлись и без него, а когда в мае того же года Макиавелли вновь предложил свою кандидатуру на пост секретаря воссозданной комиссии Десяти, его забаллотировали практически единогласно. Оно и понятно, – репутация Макиавелли к тому времени была такова, что доверять ему не мог уже никто.

Этот финальный провал (через полтора месяца Макиавелли скончался) подводит своего рода черту под его деятельностью и наглядно демонстрирует банкротство его идей: человек, считавший себя гением политики, не смог, при всем своем, как ему казалось, знании ее пружин даже вернуть себе свое скромное место.

И не является ли тем самым судьба Макиавелли предостережением всем любителям макиавеллизма?

Метаисторическое значение

Споры о Макиавелли не утихают уже почти пять веков, литература о нем огромна. При том, что если первые поколения пишущих о Макиавелли относились к нему резко отрицательно, сделав само его имя символом обмана и беспринципности, то XIX и XX века активно занялись его реабилитацией. Макиавелли хвалили за то, что он патриот (как будто проповедуемая им лицемерная безнравственность и есть суть патриотизма), за то, что он отделил политику от этики (то есть провозгласил, что политика должна быть аморальной), за то, что его анализ политической деятельности трезв и лишен прекраснодушия (говоря другими словами, циничен насквозь). Но больше всего его хвалили за то, что он сказал, наконец, правду.

И вот с этим придется согласиться.

Понять суть темной вести Макиавелли можно, лишь присмотревшись к тем целям и задачам, которые он ставит перед собой как мыслитель. А они достаточно просты. Макиавелли задается вопросом: что нужно сделать, чтобы добиться политического успеха? И подробно, основательно, с фактами на руках доказывает, что моральные нормы на пути к нему — скорее помеха; что политику нужно не быть добродетельным, а лишь казаться; что убийства, клятвопреступления, предательства могут сослужить прекрасную службу тому, кто желает расположиться на вершинах политического Олимпа. В сущности, Макиавелли не является ни монархистом, ни республиканцем, ни защитником государственной власти, ни ниспровергателем ее основ: он – манипулятор, единственный интерес которого – подчинять и направлять действия людей в соответствии с имеющимся политическим замыслом. Потому он с равной легкостью дает советы по укреплению республики и утверждению единоличной власти, рекомендует, как уберечься от заговоров, и тут же наставляет заговорщиков. Не все ли ему равно? Его интересуют лишь эффективные средства, годные для той или иной политической цели, и если эти средства оказываются шокирующими, Макиавелли лишь пожимает плечами: такова политическая жизнь, и морализаторство тут ни причем.

И спорить с ним, как это пытались сделать его первые благочестивые (или лицемерные) критики — бессмысленно. То, что он прав, знали не только его современники — мы сами ежедневно и ежечасно видим его правоту, наблюдая за политической жизнью – за пять веков ничего не изменилось, и наверху по-прежнему оказывается тот, кто в наибольшей степени способен следовать рецептам знаменитого флорентинца.

Более того, его опыт оказывается действенным и далеко за пределами политики: везде, где необходимо добиться успеха любой ценой, мораль – обуза, а не поддержка. Спортсмен, применяющий допинг ради результата, студент, покупающий диплом за деньги, школьник, мошенничающий с ЕГЭ, — все они ученики Макиавелли, даже если не догадываются об этом.

«Я утверждаю: нет греха, есть только глупость», — произносит злой дух Макиавелли в пьесе Кристофера Марло и, надо сказать, суть макиавеллизма сформулирована им предельно точно.

Однако чего стоит успех, добытый таким способом? Бывает, что он просто фальшив, и радующийся добытому с помощью мошенничества обманывает только себя: в глубине души лжепобедитель не может не сознавать, что он – всего лишь подделка.

Но успех для самого Макиавелли, думавшего прежде всего о политике, – это завоевание реальной власти, в подлинности которой усомниться нельзя. И если она реальна, то какая для него разница, какими путями она достигнута? «Результат оправдывает средства», так иногда формулируют сущность взглядов Макиавелли на соотношение методов и целей как в политике, так и за ее пределами: эта формула срабатывает всегда, когда желают получать только осязаемые плоды, когда становятся важны лишь выгода и деньги, и уже не имеет значения все остальное, включая стыд и совесть.

И вот здесь мы, наконец, находим уязвимое место в этой темной концепции. Рассуждая о власти, Макиавелли, однако, даже не задается вопросом, зачем же нужна эта власть; похоже, для него стремление к ней есть нечто органично присущее человеческой природе. Весьма низко оценивающий людей, он утверждает, что им свойственны в большей степени пороки, чем добродетели, в том числе и жажда господствовать. И мы попадаем под его чары, пока в это верим, пока в душе соглашаемся с ним и сами тайно стремимся властвовать. Но стоит нам поставить под сомнение ценность власти, как аргументы Макиавелли начинают рушиться. Раз нам не нужна власть, не нужны и те преступления, на которые необходимо идти ради ее захвата и удержания.

Более того, само властолюбие в трудах Макиавелли тем самым изобличает свою истинную природу. Толкающее на преступления, оправдывающее их, оно есть чисто демоническое желание, порождающее и соответствующие действия, как впрочем, и всякое стремление к успеху любой ценой. Отказ от этого стремления, от желания выиграть во что бы то ни стало, от жажды господствовать и непременно быть победителем – это нормальная нравственная позиция, разом упраздняющая все парадоксы Макиавелли.

Однако общество немыслимо без политической деятельности. Не оказывается ли тогда отказ от борьбы за власть по этическим причинам эскапизмом, уходом от политической жизни? Не ведет ли такая позиция к анархизму, последовательно отрицающему всякую власть как изначально нечто аморальное и порочное?

На самом деле, нет. Дело не в порочности власти как таковой, а в переворачивании системы ценностей, превращающей ее в некую верховную цель, ради которой приносится в жертву все остальное. Если подобного переворачивания не происходит, если нравственные ценности остаются для нас высшими, а власть, в свою очередь, лишается собственного значения и становится лишь инструментом, позволяющим эти ценности защищать и воплощать, то нам нечего ее опасаться.

В XII книге «Розы Мира» мы находим именно подобное отношение к власти. Описанная Даниилом Андреевым Лига преобразования сущности государства не борется за власть – она лишь стремится поставить ее под этический контроль, то есть исключить те злоупотребления в области этики, которые она порождает, и которые Макиавелли описывает как неотъемлемо ей присущие. Позднее Лига не захватывает власть, а получает ее через референдум, и не в ходе борьбы, а как добровольный дар людей, уверенных, что Лига никогда не станет ею злоупотреблять. Приобретенная таким образом власть опять же не рассматривается деятелями Лига как некая самоценность, а лишь как орудие, позволяющее служить благу всего общества. Наконец, Роза Мира никогда ради сохранения власти не пойдет на какие-либо нарушения своих морально-этических норм, поскольку ценность этих норм в ее глазах безусловно выше, чем обладание властными полномочиями, и уступит их практически без борьбы, когда само человечество возжелает для себя власти Антихриста.

Тем самым мы приходим к важному выводу, быть может, не слишком созвучному духу современной культуры: для человека, ориентированного на нравственные ценности поражение может оказаться единственным способом выиграть и сохранить то, ради чего он действует и к чему стремится.

Хитроумный флорентинец этого бы не оценил, он не способен увидеть в таком поражении зерна будущей победы, как не способен увидеть и того, что достигнутый с помощью его рецептов успех эфемерен и несет в себе свой собственный крах.

В своих трудах он неоднократно и с удивлением обращает внимание на то, что, несмотря на все коварство политиков, они довольно часто не достигают своей цели, поскольку на их пути, вопреки всем интригам и планам, встает то, что Макиавелли называет Судьбой, Фортуной. Непредвиденное стечение обстоятельств опрокидывает самые продуманные расчеты и дальновидные комбинации, ход событий выходит из-под контроля тех, кто, казалось бы, прочно его оседлал, а достигнутый с помощью подлости и преступления успех улетучивается, как мимолетное воспоминание.

Макиавелли это не обескураживает: он бросает вызов и самой Судьбе, он твердо верит, что однажды еще более изворотливый, еще более беспринципный политик непременно схватит ее за волосы и заставит служить себе. И не замечает, что его противостояние с Роком чем дальше, тем больше напоминает Сизифов труд, поскольку сам он не верит ни в грех, ни в возмездие, ни в Божий Суд. А зря — присмотрись он повнимательнее, он бы увидел, что любой порок и любое преступление неизбежно наказывают сами себя, и расплата за преступный успех наступает столь же неотвратимо, как падение камня, брошенного вверх. «Макбет» Шекспира – своего рода ответ великого английского драматурга на все хитросплетения макиавеллизма: ни ум, ни мужество, ни стойкость не помогут тому, кто попирает нравственный закон и запятнан преступлением.

И, в заключение, хотелось бы обратиться к так называемому «патриотизму» Макиавелли. Патриотом его называют на основании одной-единственной фразы из «Государя», где он призывает изгнать и уничтожить варваров, угнетающих Италию. Но насколько можно верить здесь самому Макиавелли? «Государь» создавался им для Медичи с целью завоевать их расположение, и не является ли эта одинокая вставка, чуждая по духу всему, что Макиавелли писал как до, так и после, всего лишь трюком, хитрым ходом, рассчитанным на его высокопоставленных читателей? Ведь манипуляция и ложь — важнейшие инструменты политики, и Макиавелли сам сознавался, что лжет почти непрерывно. Впрочем, даже этот лукавый «патриотизм» сводится к всего лишь к ненависти, оно и понятно – он как раз и рассчитан на людей, умеющих только ненавидеть.

Ход, однако, оказался удачным, правда, не для Макиавелли, от Медичи ничего не добившегося. Однако патриотизм как ненависть, и еще как ловкое прикрытие для своих темных делишек по-прежнему используется бесчисленными политиками, призывающими громить и травить иностранных агентов, покупая себе при этом под шумок недвижимость в Майями. Они же любят, приветствуют и постоянно пытаются реабилитировать Макиавелли, называя всякого, кто ужасается его выводам, либо лицемером, либо прекраснодушным человеком, не видящим подлинной сути путей к успеху.

И мало кто задумывается над тем, что настоящий успех вовсе не в том, чтобы победить врагов, дорваться до власти, заставить людей плясать под свою дудку, а в том, чтобы победить себя и властвовать над собой, своими страстями и желаниями. Не это ли подлинная цель нашего существования?

Но на этот вопрос «старый дьявол Ник» предпочитает не отвечать.

Взято с благодарностью отсюда Макиавелли