KILINSON

Только та нация, которая решит путем действительного осуществления задачу воспитания, сможет затем создать и
совершенное государство.

Немецкая классическая философия, раскрывая идею патриотизма, опиралась не только на мысль и практический опыт прежних философских школ и мировой истории. Генезис патриотизма происходил и в самой философии этого периода. Новые его очертания, уже в ясной взаимосвязи духовных качеств личности, законодательства и государства, широко раскрытый Иммануилом Кантом, дополнялись трудами каждого представителя немецкой классической философии. Существенный вклад в формирование патриотизма внес и Иоганн Готлиб Фихте. Он не только продолжил осмысление идеи патриотизма, но и предложил практический метод реализации этого понятия в условиях современной ему эпохи развития человечества. Внешние условия того времени не могли не повлиять на умонастроение Фихте. Изменение обстановки во Франции, превращение освободительных революционных войн в захватнические, подтолкнули философа к идейной борьбе с французской агрессией. Главную задачу для себя Фихте определил в пробуждении национального самосознания немцев.
«Я хочу не только мыслить, я хочу действовать» [1, с ] - этим побудительным призывом была охвачена вся жизнь Фихте. Преподавая в Берлинском университете, впоследствии заняв должность ректора, в период оккупации Германии наполеоновскими войсками, отягощенный вынужденным взаимодействием с лояльной Франции властью, он оставляет эту должность. Будучи искренним патриотом своей нации, после победы русских войск над Наполеоном, Фихте продолжает борьбу против оккупантов. Эта борьба носит не только идейный характер, но и охватывает всю его обыденную жизнь. Фихте работает в госпитале, ухаживает за больными, но заражается тифом и умирает.

Ключевым трудом по патриотизму у Фихте можно считать его «Речи к немецкой нации». Они, в свою очередь, основываются на философской системе, созданной мыслителем, в целом, и в частности, на ее основоположении об эпохах исторического развития человечества, представленных в произведении «Основные черты современной эпохи».

Так, Фихте видит развитие человеческой культуры через прохождение в истории пяти последовательных этапов. В первом, безусловный разум управляет человеком посредством инстинкта. Его можно рассматривать как состояние невинности человеческого рода. Во второй эпохе разумный инстинкт превращается во внешний принудительный авторитет. Это время появления мировоззрения и жизнепонимания, слепой веры и безусловного повиновения - состояние начинающейся греховности. Третий этап - эпоха освобождения. В ней личность начинает ярко индивидуализировать себя, уклоняется от повелевающего авторитета, от господства инстинкта и разума вообще. Истина теряет смысл, как теряется нить какой-либо руководящей силы вообще. В это время человек проходит стадию совершенной разнузданности - состояние завершенной греховности. Следующая эпоха - разумной науки. Истина в ней признается высшим и любимым началом. Личность начинает свое активное духовное развитие. Наконец, пятая эпоха - разумного искусства, когда «человечество уверенной и твердой рукой созидает из себя точный отпечаток разума» [2, с] - это состояние можно характеризовать стадией завершенного оправдания и освящения.

Фихте относит свое время к третьему периоду мирового истории. В нем человек постигает состояние чувственного своекорыстия. В основе мировоззрения личности пока лежит рассудочное мышление, лишь схватывающее и ощупывающее внешние проявления чувственного мира. В это время человек познает мир посредством «ясного усмотрения своего существа». Одно из главных заблуждений этой эпохи состоит в том, что человек мнит, будто он может и существует, мыслит и действует, сам по себе, не воспринимая и не осознавая, что на самом деле он - «лишь единичная мысль единого всеобщего и необходимого мышления» [3, с]. Человек не дает себе отчета в том, что культура его мысли, даже ее содержание, побуждено, опосредовано (обосновано) и отражает всю социальную мысль. Государство, Отечество еще не полной мере воспринимаются в качестве коллективного начала индивидуального сознания, тем более, в качестве нравственной ступени развития человечества. Мир духовный в силе его морального содержания человек постигнет в четвертой эпохе, к которой может привести только истинное патриотическое (национальное) воспитание. Пока же человек не в состоянии раскрыть свою сущность. Из предпосылки «чего я не понимаю, то не существует», - тотчас делается вывод: «но ведь я понимаю лишь то, что касается моего личного существования и благополучия. Все, связь чего с этой целью непонятна для меня, не существует и не представляет для меня никакого значения» [4, с].

Кроме этого, есть еще одно характерное свойство этой эпохи (ярко выраженное и в нашем мире): в своей правоте она становится настолько уверенной и непоколебимо убежденной, что превзойти ее не может никакой авторитет и даже наука. «С сожалением она взирает на прошлые времена, когда люди были еще так ослеплены, что позволяли призраку добродетели вырывать уж совсем было направляющееся им в рот наслаждение, - на эти времена тьмы и суеверия, когда еще не явились они, эти представители нового времени» [5, с]. Эта эпоха не будет опровергать, но лишь пожалеет и добродушно посмеется над теми современниками, которые не разделяют ее мнения. В ней человек принимает опыт за единственный источник познания, ибо в чувственном существовании, нам, очевидно, дает знание только опыт, всякий другой источник познания признается «бредом и химерических созданием нашего мозга».

Зная вышеперечисленные особенности современной эпохи Фихте предвидит возникающие заблуждения о достаточности политических и экономических мер в деле строительства совершенного государства. Он не отрицает воздействия на нравственность народа внешних условий, в том числе влияние чисто политических и экономических обстоятельств. Однако, напоминает, что сами эти обстоятельства уже были порождены определенной нравственностью народа и впоследствии они, действительно, могут привести к изменению всего нравственного климата, обладая при этом определенным воспитывающим действием на индивида. Но направления этих изменений и чем они будут определяться носят в большей мере случайный, неуправляемый характер. К примеру, «большая свобода самоопределения индивида в политических и экономических сферах, именно в силу ослабления диктата общества и государства, грозит обернуться торжеством эгоизма как жизненной установки» [6, с].

Таким образом, данные механизмы достаточно хрупки, и как было сказано, они сами зависят от сохранения нравственного климата. В случае же упорного заблуждения индивида, о том что именно личность, а не государство, является «компасом» всего частного интереса, данный климат, шаг за шагом начинает разрушаться. В дальнейшем он существует только при наличии внешней угрозы такому сообществу, которое подпитывает нравственные умонастроения чувством опасности, «…но как только угроза минует, принцип эгоизма уже ни чем не сдерживается. Таким образом, попытка современного либерализма решить проблему гармоничного отношения частного и общего чисто политическими средствами, являющаяся полным и окончательным раскрытием принципа третей эпохи, обречена на самоотрицание и пересмотр ее парадигмальных установок» [7, с]. Учитывая эти видимые особенности третьей эпохи, Фихте сосредоточен на определении средства перехода к четвертой эпохе. Основным средством он находит патриотизм, который и приобретает задачу всеобщего воспитания: «Только та нация, которая сначала решит путем действительного осуществления задачу воспитания совершенного человека, сможет затем создать и совершенное государство» [8, с].

Фихте начинает с раскрытия сути фундаментальных понятий, среди которых «народ», «Отчество» и «нация». Также необходимым он считает ясное осознание личностью ответа на вопрос «что такое любовь к Отечеству, или более конкретно - любовь единичного к своей нации» [9, с].
Прежде определения, что есть народ, он обращается с вопросом: «Кто из мыслящих благородно не стремится к тому и не желает того, чтобы его собственная жизнь возобновилась лучшим образом в его детях, а далее в детях его детей, чтобы уже и на этой Земле продолжать жить в их жизни облагороженным и усовершенствованным, даже спустя долгое время после своей смерти, как лучшее завещание потомкам вложить дух в их души, смысл, нрав, которые в его жизни отвращали его от пороков, укрепляли честность, взбадривали ленность, поднимали униженность, вырвать их из лап смертности, чтобы также и они однажды смогли передать потомкам их улучшенными и приумноженными?» [10, с]

Таким образом, человек, по Фихте, преодолевает свою смертность, оставаясь духовно навсегда в роде, и пока будет существовать народ, будет существовать и все, свершенное им. Это и будет являться вечным памятником жизни человека, а не только его имя в истории, «желают которого, в качестве посмертной славы, только одержимые презренным честолюбием» [11, с]. Следуя этой мысли Фихте определяет народ в высшем значении этого слова, как «совокупность людей, живущих вместе в обществе и непрерывно воспроизводящая себя природно и духовно, находящаяся в целом под действием особенного закона развития Божественного из нее» [12, с].

Человек всегда видел в жизни ценность, прежде всего, в качестве источника ее же продолжения, но продолжение возможно в сохранении его нации, для спасения которой «он должен хотеть умереть, чтобы она жила, и он бы жил в ней» [13, с]. В этом действии краткий промежуток жизни человека расширяется до жизни здесь не прекращающейся. В таком свете, человек не видящий себя в вечном не может познать истинной любви к Отечеству, как духовному содержанию народной жизни. Это и есть национальный характер в подлинном смысле этого выражения.
«Понятие национальности, есть следовательно, не этнографическое, не политическое явление, но понятие мировозренческое. Такое понятие об Отечестве позволяет сказать, что Отечество намного выше и существеннее государства, если в этом последнем видеть только совокупность институтов для обеспечения всеобщности прав, гражданского мира и частного благосостояния. Отечественное умонастроение даже должно править государством, как внешним орудием права» [14, с]. После этого осознания иным образом воспринимается настоящая любовь к своему народу и государству, которая не только и не столько является гражданской любовью к конституции и законам, сколько к пламенной любовью к своему Отечеству. Духовный патриотизм Фихте не тождественен народному и государственному патриотизму. Высшим патриотизмом в практическом плане должны руководствоваться обладающие властью, чтобы они в своих решениях были ограничены в выборе средств для достижения, либо сохранения миропорядка.

«Нация, в которой иссякнет высший патриотизм и которая поэтому будет защищать не свое духовное и изначальное бытие, но только свои государственные или общественные институты, свои внешние бытовые традиции и обряды, даже свои обособленно взятые язык и культуру (эти последние, оставаясь сугубо «для внутреннего пользования», сами низводят до значения некой этнографической частности), - такая нация если и будет бороться за «национальное дело», то потерпит поражение или удовлетворится национальным компромиссом» [15, с].

Для достижения этих целей у большинства граждан должно быть воспитано патриотическое чувство, и воспитание это должно быть всеобщим. Только в таком случае мы можем говорить о появлении национального характера.

Творчество культуры совершается в языке, и только у народа живого языка возможно воздействие духовного образования на жизнь, по сути - истинное воспитание. С этим посылом из всех европейских народов Фихте обращается именно к немецкой нации, в культурно-философском смысле понимая под немцами всякий народ, живущий духовной жизнью в среде живого языка. Согласно Фихте, европейские народы играют в историческом процессе различные роли. Приступая к исследованию их различий он делит народы на две основные части: романские народы и германскую нацию, к которой относит все германоязычные народы. Основополагающее отличие немецкой нации от романских народов заключается в том, что романские языки смешаны по своему составу, в то время как немецкий язык однороден и, соответственно, с большой точностью передает духовную нить развивающейся народной культуры. Именно характер языка определяет духовный строй народа, следовательно, его роль в истории.

Однако, Фихте не ограничивается просто такой постановкой мысли. Он исследует и раскрывает фундаментальные основы построения языка и его связь с мышлением народа.

Так, изначальная стадия любого языка связана с обозначением предметов чувственной реальности и простейших духовных актов. В это время язык имеет устную форму и его знаками является звуки. При этом, при первичном обозначении связь между обозначаемым и обозначающим его звуком устанавливается более или менее произвольно, но с учетом определенной духовной оценки. Когда же язык переходит в более развитую форму роль этой оценки возрастает. Выбор в данной ситуации определяется актуальной нравственностью народа, тем, какое место обозначает определяемая реальность в повседневной народной жизни и как она им оценивается. Разумеется, реалии разного рода по разному интенсивны с точки зрения нравственности, но эта интенсивность, учитывая раннюю стадию формирования языка еще не зависит от утилитарных особенностей предметов, опираясь прежде всего на эмоциональную основу.

Особо важным становится способ формирования знака при обозначении самой духовной деятельности. В этом случае обозначается уже не предмет, сознание не имеет в отношении этой деятельности чувственных данных. Поэтому слово передает особую характеристику эмоционального нравственного содержания духовного действия. «Цепочка этой взаимосвязи обозначений пронизывает собой весь язык, который согласно Фихте, является выражением и орудием нравственности говорящего на нем народа».[16, с]. Фихте не считал, что национальный язык полностью определяет мышление каждого человека, но то, что он оказывает существенное влияние на него, было для него бесспорно.

Определив условия для появления системы нового воспитания, наиболее возможные в лоне живого языка немецкой нации, Фихте предлагает коренным образом перестроить образовательный и воспитательный процесс.

Человек от природы лишь чувственен и эгоистичен. Фихте напоминает, что прежнее образование, в большей мере, было направлено на принятие мира как есть, то есть не озадачивалось поиском причины, а просто веря и запоминая принимаемую информацию, чтобы в последствии обращаться к восприятию заученного в памяти. Также среди причин препятствующих образованию он приводит следующие:

отсутствие привлекательности самого обучения. В связи с этим, молодому человеку в качестве мотивации предлагался набор увещеваний о пользе этих страданий в будущем, «что только с помощью них можно будет приобрести хлеб и честь» [17, с]. Тем самым, познание выставлялось с потребительской стороны, в «качестве служанки чувственного благополучия»;

кроме этого, и исходя из этого, сам чувственный мир, как правило, считался единственно настоящим, объективно существующим и истинным, Соответственно, его первым и демонстрировали воспитаннику. Только потом от него приводили к мышлению. Разумеется, мышление уже было о нем и для его целей;

следуя этому порядку вещей, искусство воспитания было ограничено чувственным познанием и, соответственно, стремилось и любило свое удовольствие. Человек же руководствуется в своих делах тем, что он любит. Таким образом, личное удовольствие становилось основной целью жизни. Познание с самого начала жизни человека выставлялось в качестве служанки чувственного благополучия. В этом же качестве оно было не в состоянии развить нравственный образ жизни, соответственно его нужно было насильно насаждать, привязывая интерес воспитанника к моральной прочности, а не давая ему жить этим миром;

как правило, прежнее воспитание было самостоятельным делом родителей, которое они устраивали в соответствии со своими склонностями. Таким образом, общенациональный характер воспитания был случайным, и имел общее лишь в том, что родительский стиль, в большей мере, направлял детей к тому, что однажды они станут полезными самим себе. Учитывая же, что в семейном воспитании присутствует забота о насущном пропитании, связанные с этим мелочная скуповатость и другие корыстные мотивы, все это будет еще более приземлять детей и препятствовать «их свободному взлету в мир мысли»;

в свою очередь, причиной разрозненности родительского воспитания было не только отсутствие государственного внимания к этому вопросу, но и уход после реформации самого государства от влияния в этом и других вопросах церкви, как института, призывающего видеть не только конечный период жизни человека (в этом случае обращенный только на чувственное благополучие), но, прежде всего, на мир, не ограниченный земными рамками.

Выявив причины, препятствующие появлению духовного образования человека, Фихте определяет положительные факторы образовательного процесса:

начинать обучение необходимо с непосредственно созерцания образов. Всеми силами на начальной стадии образования нужно стремиться возбудить в воспитаннике духовную деятельность по созданию образов. В этом случае, есть возможность уйти от созерцания «шарящего вслепую и ощупающего восприятия», научить молодого человека различать чувственный мир от мира умопостигаемого;

учитывая, что только у народа живого языка образование совершенствует человека, а не идет с его жизнью своим путем, Фихте призывает сделать переоценку чтения и письма. Они должны стать «целью и вершиной народного обучения», они же являются в практической мере лучшим средством наставления воспитанника. Объяснение этой меры в том, что настоящее знание языка дает отчетливое созерцание понятий, а не смутное (абстрактное) и разнообразное толкование получаемой информации. Язык становится методом движения от смутных субъективных созерцаний до отчетливых понятий. Не сделав эту меру принципиальной мы получим половинчатое воспитание, «которое ничуть не лучше его отсутствия»;

Фихте говорит о том, что современная семья не в силах самостоятельно дать ребенку высоту идейного взгляда, поэтому государство должно занять главенствующую роль в процессе воспитания;
новое воспитание должно уйти от практики воспитания обходительных эгоистов, процесс познания должен быть всегда сопряжен с нравственной любовью;

воспитание должно формировать личностный тип, для которого национальная идентичность станет естественной формой самоуважения;

учитывая, что религия никогда не приносит ущерба законности, нравственности и святости жизни, и она «способна поднять совершенно над всем временем и над всякой современной и чувственной жизнью» [17, с] государство должно создавать условия деятельности религиозных институтов. Более того, Фихте обращает внимание на заблуждение многих современных государств, которые, чем более просвещенными себя считают, полагают, что достичь целей воспитания граждан можно без всякой религии и нравственности, уповая лишь на инструменты государственного принуждения.

В целом, мы можем говорить, что Фихте стремился дать новому воспитанию систему развивающейся духовной деятельности, которое есть «сознательное и надежное искусство образовывать воспитанника к чистой нравственности». Образование, при этом, должно быть не «имуществом воспитанника», а составной частью его личности. «Питомец этого воспитания есть не просто член человеческого общества здесь на земле, на короткий срок жизни отпущенный ему, но он также есть звено вечной духовной жизни как таковой, находящейся в более высоком общественном порядке» [18, с].

Учитывая, что воспитание должно стать первоочередной задачей государства, Фихте обращает внимание не только на будущие выгоды от этого процесса, но и предлагает дополнительные ресурсы для решения этой задачи.

Во-первых, предполагаемые расходы на национальное воспитание в будущем избавят нас от многих остальных. В частности, уменьшились бы траты на военные нужды - каждый бы испытывал особое отношение к Отечеству, государству, воспринимаемое, как любовь у целому. Через новое воспитание, государство с рождения воспитывало бы слои населения умению размышлять, понимать государственные решения, чувствовать свой вклад в дело развития и благополучия будущих поколений. Тем самым, сократились бы расходы на улучшение экономики и других сопредельных отраслей. Нравственный облик будущих поколений сократил бы расходы на правоохранительную систему, всякого рода судебные, полицейские и исправительные учреждения. Воспитав в духе патриотизма личную ответственность, государство не волновалось бы за качество всех работ по его обеспечению - государственные контракты исполнялись бы с высокой точностью, в соответствии с поставленными задачами, в срок, и не требовали бы дополнительных проверок и иных работ.

Во-вторых, Фихте обращается к помощи «благонамеренных частных лиц», среди которых крупные землевладельцы и иные, имеющие весомый капитал. Организация с их помощью образовательных школ, университетов, сначала для детей своих работников, принесла бы выгоду в ближайшее время, обеспечив будущих работников преданности, трудовой дисциплине, ответственности, высокими моральными качествами, которые позволили бы повысить уровень производительности, да и вообще честности в делах предприятия. Затем, уже с чувством особого отношения к своему государству, образовательные организации возводились бы чаще для развития народа в целом. Это был бы настоящий вклад в дело совершенствования общества, что обоснованно можно было бы считать славой увлеченных этим процессом лиц.

Во всех этих делах для Фихте особой сложностью представляется убеждение государства принять эту систему, обеспечив самые серьезные государственные траты на ее развитие.

Таким образом, именно в патриотизме Фихте видит построение разумного государства - через всеобщее образование и воспитание нации, как единственно возможный путь совершенствования окружающего мира. «От всех подавляющих нас бед спасти нас может только лишь воспитание» [19, с].

Однако, общество на тот момент времени, все же не было готово к восприятию «Речей». Впоследствии, в силу неадекватного их восприятия, уже через столетие, произошла попытка выдать национальную особенность за всеобщее. Немецкий национализм стал образцом заблуждений гражданского общества Германии начала и середины ХХ века и принес с собой горький опыт, сопряженный с великими человеческими трагедиями.

Вместе с тем, Фихте внес новые формы в идею патриотизма, дал метод осознания прямой связи патриотизма с государством и Отечеством. Он развил это явление и на многие годы вперед увидел метод построения совершенного государства .