KILINSON

Красивый город Владимир. Древняя столица Северо-Восточной Руси.

В музее прочитал историческую справку о продолжительности жизни в России в позапрошлом веке - 27 лет. Не только детская смертность, но и тяжелейший труд (по 14 и более часов в сутки, на фабриках и заводах), в целом невнимание к жизни, являлись причиной такой низкой продолжительности. Прошло немногим более ста лет. Уровень благосостояния жизни вырос, да и жить стали дольше. Но стали ли люди от этого счастливее? Мы считаем, что, скорее, да. Но проживая в то время, мы в равной степени знали бы добро и зло, также переживали их и также искали бы ответ в вере. Мы не чувствовали бы жизнь более трагичной, чем сейчас, как не чувствуем и сейчас её ущербности перед будущими эпохами. Все относительно и связано с нашим отношением к реальности, к которой мы имеем непосредственное отношение.

Об этом писал Лев Николаевич Толстой в произведении "Война и мир":

"В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину — он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время — это ноги."