KILINSON

Чтение произведений Антона Павловича Чехова весьма увлекательное и полезное занятие. Его труды простым языком передают глубокое содержание человеческой жизни, её смысл и истинное предназначение. Великий русский писатель настраивает читателя на более внимательное отношение к себе, обнажает пороки высокого самомнения, самолюбования и себялюбия, свойственные нашему национальному сознанию. Воспевая лучшие человеческие качества Чехов воспитывает в нас умение быть добрым и милосердным, сострадать и любить. 

С Антоном Павловичем я познакомился на уроках литературы в школе; наша дружба проверялась временем, ибо знакомств в тот период было множество, а их всесторонность, провоцируемая безудержной силой юношеской души, не всегда способствовала верному жизненному выбору. Я подзабыл то общение, но перечитав пару лет назад большой сборник рассказов писателя, я вновь к нему приблизился. 

Без сомнения дружба с Чеховым делает человека лучше. Его произведения - образец красивого и этически высокого диалога, а крылатые фразы - настоящий подарок для публичного напоминания, в том числе, в благородных целях воспитания.

Будучи в командировке в городе Таганроге Ростовской области, куда я сам попросил себя направить для знакомства с местным Молодёжным центром, на тот момент лучшем в Южном федеральном округе (мы тогда создавали Молодёжный центр Краснодара), случилось посетить дом, где жил и трудился писатель. Сейчас это главная достопримечательность Таганрога. Этим фактом горожане гордятся и чтут гения народа; читая его, изучая биографию, олицетворяя в памятниках писателя и героев его произведений. И если деловая командировка может и не принесла опыта, который был бы мне полезен, то время, проведенное в памятных местах Чехова оказалось для меня ценным и волнительным. Со мной был фотоаппарат и я, конечно, сделал несколько снимков. Но суть моего повествования в ином - в публикации понравившихся цитат из произведений Антона Павловича Чехова. Мне они нравятся, может станут интересными и другим.

Толстый и тонкий. Встреча, запечетлённая в вечности

Время шло к ночи. Дьячок Савелий Гыкин лежал у себя в церковной сторожке на громадной постели и не спал, хотя всегда имел обыкновение засыпать в одно время с курами.

каких пишут на старинных образах; ему «за мудрость бог лба прибавил», то есть он плешив,

Если не видно прогресса в мелочах, то напрасно я стал бы искать его и в крупном.

из разговоров с ними я мог понять, что их деятельностью руководят не столько их собственный разум и свобода, сколько мода и настроение общества;

Если бы кто взялся нарисовать ее обстановку, то преобладающим настроением в картине получилась бы лень. Для ленивого тела – мягкие кушетки, мягкие табуретки, для ленивых ног – ковры, для ленивого зрения – линючие, тусклые или матовые цвета; для ленивой души – изобилие на стенах дешевых вееров и мелких картин, в которых оригинальность исполнения преобладает над содержанием, избыток столиков и полочек, уставленных совершенно ненужными и не имеющими цены вещами, бесформенные лоскутья вместо занавесей… Все это вместе с боязнью ярких цветов, симметрии и простора, помимо душевной лени, свидетельствует еще и об извращении естественного вкуса.

Мне обидно, что обвинения огульны и строятся на таких давно избитых общих местах, таких жупелах, как измельчание, отсутствие идеалов или ссылка на прекрасное прошлое.

Когда мне прежде приходила охота понять кого-нибудь или себя, то я принимал во внимание не поступки, в которых все условно, а желания. Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты.

– Обыкновенный человек ждет хорошего или дурного извне, то есть от коляски и кабинета, а мыслящий – от самого себя.

Страдания и радости преходящи; оставим их, бог с ними. А дело в том, что мы с вами мыслим; мы видим друг в друге людей, которые способны мыслить и рассуждать, и это делает нас солидарными, как бы различны ни были наши взгляды.

Офицеры, директор и все учителя улыбнулись из приличия, и я тоже почувствовал на своем лице приятную неискреннюю улыбку.

– Дело не в пессимизме и не в оптимизме, – сказал я раздраженно, – а в том, что у девяноста девяти из ста нет ума. Белокуров принял это на свой счет, обиделся и ушел.

– Нужно освободить людей от тяжкого физического труда, – сказал я. – Нужно облегчить их ярмо, дать им передышку, чтобы они не всю свою жизнь проводили у печей, корыт и в поле, но имели бы также время подумать о душе, о Боге, могли бы пошире проявить свои духовные способности. Призвание всякого человека в духовной деятельности – в постоянном искании правды и смысла жизни. Сделайте же для них ненужным грубый, животный труд, дайте им почувствовать себя на свободе, и тогда увидите, какая, в сущности, насмешка эти книжки и аптечки. Раз человек сознает свое истинное призвание, то удовлетворять его могут только религия, наука, искусства, а не эти пустяки.

– Грамотность, когда человек имеет возможность читать только вывески на кабаках да изредка книжки, которых не понимает, – такая грамотность держится у нас со времен Рюрика, гоголевский Петрушка давно уже читает, между тем деревня какая была при Рюрике, такая и осталась до сих пор. Не грамотность нужна, а свобода для широкого проявления духовных способностей. Нужны не школы, а университеты.

Науки и искусства, когда они настоящие, стремятся не к временным, не к частным целям, а к вечному и общему, – они ищут правды и смысла жизни, ищут Бога, душу, а когда их пристегивают к нуждам и злобам дня, к аптечкам и библиотечкам, то они только осложняют, загромождают жизнь. У нас много медиков, фармацевтов, юристов, стало много грамотных, но совсем нет биологов, математиков, философов, поэтов. Весь ум, вся душевная энергия ушли на удовлетворение временных, преходящих нужд… У ученых, писателей и художников кипит работа, по их милости удобства жизни растут с каждым днем, потребности тела множатся, между тем до правды еще далеко, и человек по-прежнему остается самым хищным и самым нечистоплотным животным, и все клонится к тому, чтобы человечество в своем большинстве выродилось и утеряло навсегда всякую жизнеспособность. При таких условиях жизнь художника не имеет смысла, и чем он талантливее, тем страннее и непонятнее его роль, так как на поверку выходит, что работает он для забавы хищного нечистоплотного животного, поддерживая существующий порядок. И я не хочу работать и не буду… Ничего не нужно, пусть земля провалится в тартарары!

Была грустная августовская ночь, – грустная потому, что уже пахло осенью; покрытая багровым облаком, восходила луна и еле-еле освещала дорогу и по сторонам ее темные озимые поля. Часто падали звезды. Женя шла со мной рядом по дороге и старалась не глядеть на небо, чтобы не видеть падающих звезд, которые почему-то пугали ее. – Мне кажется, вы правы, – сказала она, дрожа от ночной сырости. – Если бы люди, все сообща, могли отдаться духовной деятельности, то они скоро узнали бы все. – Конечно. Мы высшие существа, и если бы в самом деле мы сознали всю силу человеческого гения и жили бы только для высших целей, то в конце концов мы стали бы как боги. Но этого никогда не будет, – человечество выродится, и от гения не останется и следа.

– Павел Константиныч! – проговорил он умоляющим голосом, – не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя! Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро! Счастья нет, и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом. Делайте добро!

До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что «тайна сия велика есть»...

На первом этаже дома, где жил Чехов была торговая лавка. Сегодня в ней также как было во времена великого писателя. Поторговал и я