KILINSON

История дубравского зайца

Сегодняшнее утро было особенным. Заяц выпрыгнул из своей норы и сразу почувствовал как свежий воздух закружил его голову. Он ещё не очнулся от необычного сна и поэтому с трудом определял, где сон, а где явь. Доверившись видимому, он отогнал неприятный осадок сна, где куда-то падал и вдохнул полной грудью утренний, еще прохладный и тягучий лесной воздух.

В лучах восходящего солнца, мелькающего яркими пятнами через ветви деревьев, заяц заметил бабочку, которая ответила на его внимание взмахом разноцветных крыльев. Теперь она красовалась перед ним: легкая, воздушная и немного волнующая. В бабочке он то, что и есть прекрасное. "Откуда она? Как здесь оказалась?" Бабочка повернулась к нему, словно приготовилась ответить. В ожидании прошло несколько секунд. Заяц, очарованный этим созданием, непроизвольно прыгнул к ней навстречу. До бабочки оставалось ещё два прыжка, но она в тот же миг вспорхнула. Заяц замер. Её воздушный танец, непредсказуемый и от этого завораживающий, явил в памяти картину из детства.

Тогда, только научившись прыгать, с братьями и сестрами, он весело кружил вокруг своей мамы. Было такое же ясное небо и ослепительно яркое солнце. Тогда оно казалось бесконечно далеким, необъятным и всё поглощающим. Тепло от этого воспоминания проникало внутрь, легкой грустью наполняло сердце. С надеждой на продолжение прекрасного воздушного танца, его мысль возвратилась к бабочке. Виновница прекрасных видений приняла его благодарный взгляд и сделав напоследок прощальный круг, упорхнула в глубину зеленого леса.

Заяц остался один. Нет, вокруг него кипела лесная жизнь: звонко пели птицы, рядом пролетел мотылек, из-под травы, прижатой лапой, вылез жук. Но вся эта лесная идиллия, несмотря на внешнее совершенство, оставляла его покинутым и одиноким. Навеянные бабочкой воспоминания только подтверждали это.

Тогда, в далеком детстве, он не знал себя. Братья и сестрички, мама - добрая зайчиха - это всё было единое целое. Он ещё не представлял, что может быть иначе. Сначала несмышлённость, потом их объединяла любовь, связывала между собой невидимой нитью в одну душу. Со временем любовь стала исчезать: сначала куда-то ушла и не вернулась мама, потом двое зайчат, затем и он сам, увлечённый такой же бабочкой, ушел далеко от родной норы, и уже не смог найти пути обратно. С тех пор его дом здесь - на небольшом холме, в лесной чаще, вблизи звонко журчащего ручья. Нет, это место его не обременяет, даже более - оно ему нравится и он не хотел бы поменять его на другое; просто здесь он один, а там была семья и сердце было наполнено теплом и спокойствием.

В глубине души заяц надеялся, что это время вернётся, тем более, недавно у него появились новые друзья - так он определил для себя маленьких громких людей, появляющихся внизу горы, на неживой серой поляне, на которой ни трава не росла, ни деревья. Сначала заяц их боялся, старался избегать места их обитания. Но однажды все-таки решился пробежать через необычную поляну. Стрелой промчал он через нее. Сердце выпрыгивало, когда он замер и уже в безопасности, в кустах около ручья, прислушивался, что же последует после его дерзкого поступка. Раздался чей-то веселый голос: «Заяц!» Он увидел, что на место, которое он только что проскакал, сбежались маленькие люди и стали что-то бурно обсуждать, при этом показывали пальцем в сторону, откуда он пустился через полянку. Так он узнал, что его зовут "Заяц".

Потом, он не раз слышал свое имя. Произносилось оно всегда громко и весело. В этом возгласе чувствовался отголосок той большой любви, которая согревала его в детстве. Зайцу понравились волнующие пробежки, он даже стал испытывать симпатию к маленьким веселым людям, но каждый раз проскакивая поляну, долго потом слушал громко бьющееся сердце.

Новые друзья были настолько шумные, что даже вечером, когда день безвозвратно исчезал, он слышал из своей норы песни под гитару и радостный разговор. Ночью же поляна освещалась множеством маленьких солнц.

Вчера люди шумели особенно долго. Луна уже зашла за горы, а веселые голоса продолжали беспорядочный разговор. Заяц так и заснул, не дождавшись ночной тишины.
На мгновение он возвратился к неприятному сну, где падал с обрыва в серую бездну. Но сверкнувший сквозь листья луч солнца вновь отвлек его от тягучего воспоминания, и заяц снова оказался на цветущей поляне.

Сегодня было непривычно тихо. Утром, сквозь сон, он еще слышал обеспокоенные детские голоса, потом они, вроде, стихли, а когда заяц окончательно проснулся, его окружал лишь обычный шум леса. Знакомой тропой заяц спустился ближе к серой поляне. Прислушался, но знакомых голосов не услышал. На поляне никого не было. Зайца это скорее расстроило, чем удивило. Этим летом так было уже несколько раз.
Сначала маленькие люди откуда-то появлялись, потом, через несколько дней исчезали. Каждый раз он привыкал к новому для поляны ритму жизни и каждый раз слышал уже знакомые восторженные крики: "Заяц!" Как только он начинал различать среди них звонкие голоса, запоминать их и даже немного любить, они исчезали. Привычная веселая поляна на три-четыре дня превращалась в тихое безмолвное место. Первые два дня было особенно тихо, потому что птицы за предыдущие, невыносимо шумные для них дни, немного отдалялись от Дубравы, но уже на третий день её спокойствия, спешили обратно. Потом люди снова приезжали и все повторялось. За это время заяц научился ждать. Встречая, а потом провожая их уже знакомыми, заяц начинал скучать по веселым и добрым людям.

Но в днях ожидания были и приятные моменты. Заяц мог по несколько раз в день, без страха перебегать серую поляну и даже успел изучить особенности детских домиков. Также он познакомился с человеком, который жил на поляне даже тогда, когда все исчезали. Если, конечно, можно назвать знакомством случайное столкновение в сумерках, когда заяц, спеша к себе домой, вблизи ручья налетел на неожиданно появившегося человека. Тот испугался, но потом также весело, как и всегда, заяц услышал свое имя. Тут же залаяли уже догонявшие его собаки, но заяц без труда оставил их позади.
В такие дни у зайца не было многочисленных поклонников и ему приходилось довольствоваться общением с глупыми собаками и пристальным вниманием их хозяина, который уже не называл его "заяц", а обращался к нему с непонятным словом "косой". Зайцу это слово не нравилось, но человек почему то не мог это понять. В тихие дни были и другие люди, заметившие зайца, но они появлялись не надолго, и заяц не мог мог запомнить их голоса.

"Хороший заяц, молодой и красивый, - подумал человек, - Смотрит так, как будто узнает. Забавно, но вздор! Не может этот маленький зверь различать людей. Хотя, когда я ему сказал вчера: "Привет, косой!", уж очень недовольно он взглянул на меня, словно не понравилось ему, что назвал его косым. Тоже мне, эстет. А собак ловко обходит. Они за ним в одну сторону, а он уже с другой стороны скачет. Такого так просто не возьмешь, привыкнуть должен." В памяти зайца всплыли остатки ночного сна и непонятные чужие мысли в нём, потом снова падение в серую бездну.

Заяц, мокрыми от росы лапами, ступил на приятно теплую, согретую утренним солнцем серую поляну. Прислушавшись и убедившись, что никого нет, заяц тремя прыжками преодолел половину поляны и остановился. Лес остался позади. Огромное синее небо открылось над ним. Заяц, забыв про осторожность, зачарованно смотрел вверх. Он всегда боялся открытых мест - в них чувствовалась незащищенность. Но сегодня какая-то дерзкая уверенность позволила ему преодолеть страх. Всматриваясь в глубину лазурного пространства, заяц пытался увидеть его конец или начало, но небо отзывалось бесконечностью. Эта бесконечность вдруг открылась его пониманию, оставляя привычный мир ничтожно малым и простым.

Жесткий механический звук возвратил зайца на середину поляны. Напротив него, всего лишь в нескольких прыжках стоял знакомый человек. В другой раз заяц мгновенно бы скрылся из поля его зрения. Но сегодня особое доверие у него было ко всему живому. С детской радостью он смотрел на это человеческое существо, родное с ним невидимыми, но крепкими нитями. Человек поднял палку, звук от которой и насторожил зайца, затем направил на него. "Зачем он это делает? Какие они все таки интересные, люди." На мгновение их взгляды встретились и зайца уколол этот внимательный и пронзительный взгляд. Вдруг раздался оглушительный гром. Такой, как бывает во время дождя, только короткий и неестественный. Ничто не предвещало дождя, яркое солнце продолжало светить с высокого неба. Не успел заяц удивиться, как почувствовал невыносимый жар в груди. Острая боль жалом пронзила сердце. Одновременно неведомая сила отбросила зайца в сторону. Голова кружилась, лишь отчетливый стук сердца не давал ему потеряться в хаосе чувств. Тук, тук, тук, тук, тук... В ожидании очередного движения сердца сознание зайца стало теряться. Время шло, а движения не было. Последнее земная мысль дала понять, что больше сердце биться не будет. Вместе с этим осмыслением начала меняться картина мира.

Прошлые жизненные эпизоды стремительно сжимались во времени. Рядом уже были его мама с братьями и сестрами. Одновременно, теплота любви, всегда сопровождающая воспоминания о семье становилась всеобъемлющей и поглощающей, без начла и конца, как это синее небо, льющееся в него своей бесконечностью. Дубрава, вместе с земным пространством навсегда исчезла из его сознания. Да и сознания уже не было. Был свет и другое мироздание.

"Хороший заяц, молодой. Удачный сегодня день" - спокойно подумал сторож и взял за теплые уши слегка полегчавшее тело «дубравского» зайца.